Ядерная политика НАТО в мире после прекращения действия ДРСМД

Роуз Гетемюллер [заместитель генерального секретаря НАТО]: Это красивый зал, мне только что сказали, что здесь проходит защита докторских диссертаций, и это было бы немного…, я думаю, немного ошеломляюще, и это, безусловно, прекрасное место, и это честь и удовольствие присутствовать здесь сегодня, чтобы выступить на ядерном форуме в Осло и фактически быть первым оратором. Для меня это огромная честь и удовольствие, поэтому я очень благодарна вам за приглашение и с нетерпением жду нашей сегодняшней беседы. Я буду следовать, если у вас была возможность взглянуть на это, я буду следовать списку вопросов, которые были изложены там, но я повторю их, так что в случае, если у вас нет их перед глазами, вы будете помнить.

Первый вопрос, с которого я начну: какую роль играет ядерное оружие в политике НАТО? И сразу же я скажу, что я в долгу перед моей коллегой, Джессикой Кокс, которая является главой Директората ядерной политики НАТО, и эти замечания взяты из замечаний, которые она сделала; но любые ошибки в фактах или неверные суждения являются исключительно моими собственными.

В самой первой Стратегической концепции НАТО 1949 года было сформулировано требование обеспечить возможность проведения стратегических бомбардировок оперативно, всеми возможными средствами, со всеми видами вооружений без исключения. Я думаю, что это прекрасное раннее выражение того, какое место занимает ядерное оружие в политике НАТО. Оно является частью спектра сдерживания, включая обычные вооружения, для защиты в трех областях: в воздухе, на море и на суше. И в наше время мы также добавили реагирование на кибер- и гибридные угрозы.

Но его бы никогда не использовали в обычном порядке. Ядерное оружие никогда бы не использовали в обычном порядке. Союзники по НАТО также ясно дали понять, что ядерное оружие уникально. Оно уникально. И обстоятельства, в которых НАТО могла бы рассматривать возможность применения ядерного оружия, крайне маловероятны. Именно поэтому НАТО сохраняет полный политический контроль над принятием решений в ядерной сфере, а Соединенные Штаты сохраняют полный контроль над своим ядерным оружием передового базирования в Европе.

Основополагающая цель ядерного потенциала НАТО – сохранение мира, недопущение принуждения и сдерживание агрессии. Если возникнет угроза основополагающей безопасности какого-либо государства-члена организации, НАТО обладает силами и средствами, а также преисполнена решимости заставить противника пойти на такие затраты, которые будут неприемлемы и намного перевесят преимущества, которых любой противник мог бы надеяться добиться.

На встрече НАТО в верхах в Брюсселе в 2018 году главы государств и правительств вновь подтвердили давнюю приверженность НАТО ядерному сдерживанию, заявив, что до тех пор, пока существует ядерное оружие, НАТО будет оставаться ядерным союзом. Ничто из этого не изменится в мире после прекращения действия ДРСМД, поэтому название этой беседы может немного ввести в заблуждение. Но могут повлиять и другие факторы, о которых я сейчас расскажу…

О договоренностях по оружию США, хранящемуся на территории определенных союзников в Европе. Я еще раз подчеркну, что США сохраняют полный контроль, и эти договоренности были кодифицированы Соединенными Штатами и Советским Союзом до подписания Договора о нераспространении ядерного оружия в 1968 году. Именно по этой причине сегодня у меня вызывают недовольство жалобы, которые мы слышим от России по поводу договоренностей о совместном использовании ядерного оружия, нарушающих Договор о нераспространении ядерного оружия. Они были согласованы и согласованы в письменной форме в 1968 году с советским правительством, так что причин для жалоб нет.

Для поддержки американского ядерного оружия передового базирования в Европе союзники предоставляют возможности и инфраструктуру; самолеты двойного назначения играют центральную роль в этих усилиях, но также важны и вспомогательные взносы, позволяющие большему числу союзников участвовать в соглашениях о распределении ядерного бремени. Отличным примером этого являются так называемые миссии SNOWCAT (обеспечение применения ядерного оружия с помощью обычной тактики действий авиации), в которых самолеты-истребители союзников сопровождают самолеты двойного назначения, если их вызывают для выполнения ядерной миссии. НАТО всегда стремится к максимально широкому сотрудничеству и участию в согласованных механизмах распределения ядерного бремени.

В дополнение к оружию ТВД в Европе, количество которого невелико, определенную роль также играют стратегические силы Соединенных Штатов. Они являются высшей гарантией безопасности Североатлантического союза. Независимые стратегические ядерные силы Соединенного Королевства и Франции играют собственную роль в сдерживании и вносят существенный вклад в общую безопасность Североатлантического союза. Отдельные центры принятия решений этих стран НАТО вносят вклад в сдерживание, усложняя расчеты потенциальных противников. Если какой-либо противник решит напасть на НАТО, он должен будет противостоять не только процессам принятия решений НАТО, но и процессам принятия решений в Вашингтоне, Лондоне и Париже. Поэтому мы считаем, что это является важным вкладом в любую попытку произвести расчеты в отношении применения ядерного оружия.

Как возникающие и будущие угрозы могут повлиять на роль ядерного оружия? Это второй вопрос, на который мне предложили ответить. Я хотела бы ответить на этот вопрос, рассмотрев воздействие, которое могут оказать новые технологии и их применение. Я собираюсь использовать пример кибертехнологии. Очевидно, что кибертехнология не является новой, она существует в течение некоторого времени, но она находится в постоянном состоянии эволюции, и иногда эта эволюция является быстрой и несколько непредсказуемой. Появление квантовых вычислений, согласно широко распространенным ожиданиям, среди прочего, нарушит порядок обеспечения безопасности и конфиденциальности связи.

Действительно, уже сегодня мы сталкиваемся с возможностью того, что системы командования и управления ядерными силами могут подвергнуться кибернападению, которое нарушит наш процесс принятия решений в ядерной сфере в условиях кризиса. Существуют опасения, что квантовые вычисления еще больше затруднят обеспечение надежного командования и управления ядерными силами. Так как же это может отразиться на средствах ядерного сдерживания НАТО? Я часто слышу мнение о том, что подобные технологические прорывы, которые я описала, приведут к раннему применению ядерного оружия, своего рода к сценарию «применяй или потеряешь». Я даже слышала, что некоторые мысли склоняются в сторону так называемой системы «Мертвая рука»: если произойдет сбой в связи с системой командования и управления, автоматические системы должны взять командование и управление на себя и обеспечить запуск ядерных ракет.

Советский Союз подумывал об использовании такой системы во время «холодной войны», что было хорошо задокументировано Брюсом Блэром и другими, в том числе российскими экспертами. Что касается НАТО, то я просто не вижу возможности такого исхода по двум причинам, и обе они упоминались в моем вступительном слове. Во-первых, союзники ясно, предельно ясно, дали понять, что ядерное оружие является уникальным, и обстоятельства, при которых НАТО может рассматривать возможность применения ядерного оружия, крайне маловероятны. Во-вторых, что касается спектра сдерживания, то НАТО имеет в своем арсенале многочисленные инструменты, любой из которых можно рассматривать как ответ на изощренное кибернападение. Если возникнет угроза основополагающей безопасности какого-либо государства-члена организации, НАТО обладает силами и средствами, а также преисполнена решимости заставить противника пойти на такие затраты, которые будут неприемлемы и намного перевесят преимущества, которых любой противник мог бы надеяться добиться.

Я должна также подчеркнуть, что все решения НАТО в ядерной сфере принимаются на политическом уровне через Группу ядерного планирования. НАТО не передает полномочия на принятие каких-либо решений об использовании ядерного потенциала нашим военным командующим. Абсолютно никакие полномочия в этой области не передаются командующим. Но мы должны будем сделать все возможное для обеспечения того, чтобы в случае если потребуется применение ядерного оружия в ходе конфликта, оно было доступно, независимо от того, насколько изощренными и сложными становятся технологические угрозы. Здесь НАТО будет делать упор на обеспечение устойчивости наших ядерных сил, их способности сохранять боеготовность независимо от возникающих вызовов. Некоторые меры могут быть простыми и хорошо отточенными благодаря накопленному опыту, например рассредоточение самолетов во время кризиса. Другие могут быть более сложными и требуют, чтобы НАТО всегда оставалась на переднем крае развития технологий, например обеспечение наличия у нас технологий для поддержания безопасности и надежности наших сетей связи. Другой подход будет заключаться в обеспечении избыточности, например, в системах командования и управления.

НАТО будет делать все возможное, чтобы обеспечить наличие всех инструментов в своем арсенале сдерживания, и это касается ядерного оружия, а также других видов оружия и средств реагирования. И здесь я хочу подчеркнуть простой, может быть, очевидный момент. В НАТО мы всегда говорим о потенциале реагирования. Это следует особо подчеркнуть – именно о потенциале реагирования, потому что мы являемся оборонительным союзом. Мы настаиваем на надежности всего имеющегося у нас оружейного потенциала, включая ядерное оружие, потому что мы хотим сдерживать нападения и защищаться от них. Сдерживание и оборона – вот в чем суть НАТО.

Теперь позвольте мне перейти к третьей теме, которая касается мер контроля над вооружениями в отношении возникающих и будущих угроз. Будет полезно напомнить себе, что контроль над вооружениями является благом не сам по себе, а потому, что он способствует нашей безопасности, безопасности стран НАТО. Контроль над вооружениями, разоружение и нераспространение должны дополнять безопасность и оборону. Действительно, я твердо убеждена в том, что контроль над вооружениями, разоружение и нераспространение являются частью непрерывного процесса безопасности и обороны. С помощью поддающихся проверке и взаимных ограничительных мер мы можем повысить взаимную предсказуемость, что является целью, которую мы пытаемся достичь: взаимная предсказуемость, с тем чтобы мы могли укрепить доверие к нашим оборонным потенциалам, избежать гонки вооружений и поддерживать стабильность.

Но ключом к успеху является твердая и общая приверженность взаимности и проверяемости. Ценность мер по контролю над вооружениями снижается, если одна из сторон отказывается от этого обязательства. Итак, после развала ДРСМД, то есть Договора о ракетах средней и меньшей дальности, именно исходя из этого, Россия отказалась от своих обязательств по договору. Что нам делать дальше? Мы все признаем, что этот момент является чрезвычайно трудным для классического контроля над вооружениями, по крайней мере в том виде, в каком мы знали его с начала 1970-х годов до вступления в силу нового Договора о СНВ в феврале 2011 года. Но даже когда мы вступили в переговоры о новом Договоре о СНВ в 2009 году, я думала, что мы слишком застряли в прошлом, не пытаясь принять во внимание преимущества, получаемые от информационной революции. Те, кто занимается невоенными процедурами контроля, такими как предотвращение контрабанды природных ресурсов или находящихся под угрозой исчезновения видов, уже давно используют цифровой мониторинг, контроль и учет. Почему инспекторы по контролю над вооружениями по-прежнему используют линейки и блокноты и, знаете, измерительные линейки, приспособления для измерения?

Почему они должны оставлять свои ноутбуки дома, когда едут на инспекции? Отчасти потому, что так было всегда. Но также существуют законные беспокойства по поводу вопросов безопасности в связи с ведением цифровых записей, которые необходимо будет рассматривать в ходе любых переговоров по контролю над вооружениями в будущем. Так что это часть проблемы. Но в основном, я думаю, это было связано с тем, что трудности переговоров по новым мерам проверки казались ошеломляющими, и, конечно, я думаю, они так выглядели для нас в 2009 году. И, говоря по справедливости, в настоящее время существуют хорошо отлаженные процедуры проверок и инспекций, разработанные с момента, действительно, самых ранних договоров об ограничении стратегических вооружений начала 1970-х годов, но теперь распространенные на режимы инспекций на местах, начиная с Договора о ракетах средней и меньшей дальности, а также Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений, СНВ-1. Это были некоторые очень важные процедуры, установленные на ранней стадии. Поэтому я думаю о настоящем моменте, каким бы трудным он ни был, как о времени для того, чтобы действительно рассмотреть вопрос о том, чего мы могли бы достичь в будущих соглашениях по контролю над вооружениями.

Это момент исторического перехода, и мы должны сохранять объективность и в полной мере воспользоваться им. Я довольно оптимистична, и я скажу вам, почему. Во-первых, проблемы, которые мы считали непреодолимыми 30 лет назад, теперь поддаются разрешению. Ярким примером здесь является мониторинг боеголовок на средствах доставки. Когда Договор о ракетах средней и меньшей дальности, ДРСМД, вступил в силу, он запретил все… все ракеты средней дальности наземного базирования, обычные и ядерные, потому что мы не могли отличить ядерную боеголовку от обычной в передней части ракеты. Сегодня мы можем делать это гораздо лучше, как в техническом, так и в политическом плане, поскольку режим инспекций головных частей на местах в рамках нового Договора о СНВ является ранней попыткой осуществления такого вида режима инспекций.

Таким образом, уже почти 10 лет мы проводим инспекции головных частей на местах в рамках нового режима проверки по Договору о СНВ, что помогает нам ответить на вопрос: есть ли в передней части этой ракеты какие-либо ядерные элементы или нет? Я не сомневаюсь, что если бы мы предприняли сегодня усилия для переговоров по новому Договору о РСМД, с участием Китая и, возможно, других стран, мы смогли бы ввести запрет на исключительно ядерные ракеты средней дальности наземного базирования. Это то, что я называю «возвращением N в INF» (возвращением ядерного компонента в ДРСМД) – это немного иронично, но когда договор вступил в силу в конце 80-х годов, он назывался Intermediate-Range Nuclear Forces Treaty (договор о ядерных ракетах средней и меньшей дальности), но на самом деле он запретил все ракеты средней дальности наземного базирования, как ядерные, так и обычные. Поэтому теперь я говорю о том, чтобы «вернуть N в INF», думая о запрете исключительно ядерных ракет средней дальности наземного базирования.

В качестве альтернативы мы могли бы даже ввести ограничение, хотя этот режим инспекций был бы более сложным, чем в случае запрета. Всегда сложнее понять, как проверять соблюдение ограничения, чем как проверять соблюдение запрета, при котором такие ракеты не разрешены. Второй момент – концепции. Мы по-прежнему можем воспользоваться концепциями, которые были опробованы и проверены в течение 40 с лишним лет существования режимов контроля над вооружениями, и нам не следует думать о том, что мы сейчас должны все выбросить и заново изобретать колесо. Прекрасным примером здесь является концепция свободы определения состава средств, в соответствии с которой участнику договора о контроле над вооружениями предоставляется возможность решить, сколько именно систем вооружения определенного типа он хочет развернуть в рамках согласованных предельных уровней, отказавшись от развертывания других видов оружия.

Заглядывая в будущее, можно было бы рассмотреть вопрос о том, могут ли меры контроля в отношении гиперзвуковых планирующих летательных аппаратов быть включены в концепцию свободы определения состава средств. Если российские ракеты-носители являются существующими типами межконтинентальных баллистических ракет, например, то Россия должна будет решить, какие обычные МБР она хотела бы продолжать развертывать в соответствии с таким договором, как новый Договор о СНВ, и какое количество гиперзвуковых планирующих летательных аппаратов она хотела бы развернуть.

Таким образом, Россия будет иметь свободу определения состава средств в рамках общего максимального числа, но ей придется принимать решения и делать выбор в пользу традиционных МБР или гиперзвуковых планирующих летательных аппаратов. То же самое касается, кстати, нескольких новых видов ядерных систем, о которых президент Путин объявил в марте 2018 года. Если бы в отношении них были введены ограничения по новому Договору о СНВ в рамках положения договора о новом виде вооружения, и мы заранее подумали бы о том, как ввести новые виды вооружения в договор, то Россия должна была бы решить, какая часть их существующего арсенала будет сокращена, чтобы освободить место для этих новых, более экзотических систем.

Третий и последний момент. Я хотела бы подчеркнуть, что нам нужно обратить пристальное внимание на информационную революцию и на то, что она сделала для мониторинга и сбора данных. Уже сейчас многое делается с помощью визуальной информации, получаемой с коммерческих спутников. И хорошим примером этого является то, что было сделано при помощи визуальной информации с коммерческих спутников для отслеживания ракетных испытаний КНДР, Северной Кореи. Сегодня мы все обеспокоены повсеместным сбором данных, тем, что может быть сделано для того, чтобы лишить нас неприкосновенности нашей частной жизни, наших прав на свободное передвижение, свободу ассоциаций и свободное выражение мнений.

Вместе с тем я уже несколько лет утверждаю, что повсеместный сбор данных, должным образом регулируемый и закрепленный в договорах и соглашениях по контролю над вооружениями, может улучшить наши возможности в области проверок. Эти идеи являются спорными, но некоторые из них уже используются. Например, привлечение граждан-добровольцев широко используется сегодня в мониторинге окружающей среды; а японские граждане-добровольцы улучшают обнаружение радиации в радиусе действия электростанции «Фукусима», используя приложение на своих мобильных телефонах. Если мы все озабочены укреплением запрета на применение химического оружия, то не должны ли мы наделить тех, кто живет под угрозой нападений с использованием хлора, возможностью быстро и точно, а также конфиденциально, сообщать, когда они происходят?

Это может быть сделано с помощью рассредоточения сенсорных устройств. Я думаю, что такие идеи заслуживают обсуждения. Не ко всем мерам и договорам было бы уместно привлекать граждан-добровольцев. Но я думаю, тем не менее, что в определенных условиях было бы весьма полезно привлекать их. И, в некоторых условиях, действительно, рассредоточенные сенсорные устройства на ряде мобильных платформ могут повлиять на то, как мы понимаем модели развертывания в будущем.

Таким образом, я закончу выступление на оптимистичной ноте. Я понимаю, что мы переживаем трудный момент с договорами и соглашениями по контролю над вооружениями, но я думаю, что мы должны рассматривать этот момент как возможность заглянуть в будущее и подумать о том, что мы должны делать по-другому, чтобы улучшить проверяемость соблюдения будущих договоров. У нас было достаточно проблем с несоблюдением, поэтому сейчас, как никогда прежде, нам стоит снова взять на вооружение фразу Рейгана «Доверяй, но проверяй». И многие из ваших стран уже участвуют в важных усилиях.

Я бы сказала, что Норвегия более десяти лет назад начала играть особенно активную роль в изучении новых методов контроля за демонтажем ядерных боеголовок, знаменитый эксперимент, который был проведен Норвегией и Соединенным Королевством по контролю за демонтажем ядерных боеголовок. Но в настоящее время также осуществляются важные мероприятия, такие как Международное партнерство в целях контроля за ядерным разоружением, МПКЯР, четырехсторонние учения, которые расширяют эксперимент Соединенного Королевства и Норвегии. У нас есть много интересной работы, и, надеюсь, мы сможем также привлечь и вас, молодых специалистов. Сегодня мы уже положили начало решению этих проблем, поэтому я думаю, что нам просто нужно продолжать эту работу и готовиться к будущему.

Большое спасибо за внимание. Я с нетерпением жду возможности ответить на ваши вопросы, выслушать вас, а также провести неофициальный обмен мнениями. Так что, большое вам спасибо.

Вопросы и ответы (на английском языке).