Россия и НАТО: новая стратегическая реальность

Спасибо, сэр Эмир Джоунс Пэрри, за Ваше вступительное слово. Благодарю за приглашение выступить накануне встречи в верхах НАТО. Мы давно готовились к этой встрече, и замечательно, что мы наконец здесь, в Уэльсе. Официальная повестка дня саммита, которую вы обсуждали сегодня, мало чем изменилась после того, как в прошлом году было объявлено о встрече в верхах. Однако контраст в стратегическом контексте не мог бы быть более разительным, а ставки – более высокими.

Да, мы еще будем обсуждать Афганистан, оборонные силы и средства, партнерства и трансатлантические узы, как планировалось изначально. Но главы государств и правительств наших стран встретятся в четверг и в пятницу в момент беспрецедентных потрясений на европейском континенте и за его пределами. Теперь, в отличие от того, что было год назад, никто не задается вопросом, нужен ли еще этот 65-летний Североатлантический союз для обеспечения нашей безопасности. Теперь задаются вопросом о том, по плечу ли НАТО трудные задачи и обладает ли она средствами и политической волей, чтобы справиться с ними. 

Основная причина, конечно же, – продолжающаяся агрессия России против Украины, что заставило усомниться во многих из наших предположений касательно порядка, установившегося по окончании «холодной войны». Действия России, пытающейся силой изменить законно признанные границы и активно подрывающей правительство соседнего государства, представляют реальную угрозу для открытой международной системы, основанной на правилах, уважении суверенитета и территориальной целостности всех государств, а также их права на собственный выбор, не опасаясь запугивания или вмешательства. В связи с действиями России нам не остается ничего иного, как самим делать фундаментальный выбор.

Нам не хотелось, чтобы наши отношения с Москвой складывались таким образом. Важно помнить о том, что в течение более двадцати лет НАТО расценивала Россию и относилась к ней как к партнеру, с которым у нас общие интересы по ряду вопросов. На последней встрече в верхах НАТО в Соединенном Королевстве, проводившейся в 1990 году, мы вступили на необычайную стезю налаживания отношений с бывшими противниками в целях создания общеевропейской системы безопасности, сопряженной с преимуществами для всех. В нашем видении «единой, свободной и мирной Европы» демократическая Россия четко занимала заметное место. И до совсем недавнего времени Россия утверждала, что разделяет это видение.

В 1997 году мы подписали Основополагающий акт о взаимных отношениях между Россией и НАТО, где обозначили, что ни одна из сторон не считает другую врагом, и скрепили свою общую приверженность созданию «прочного и всеобъемлющего» мира. Мы вели совместную работу по борьбе с терроризмом и пиратством, укреплению стабильности в Афганистане и решению многих других проблем, по которым у нас есть четкая общая заинтересованность. Наши войска были вместе развернуты в течение нескольких лет под флагом НАТО, чтобы поддерживать мир в Боснии и Косово. 

А когда новые демократии Центральной и Восточной Европы захотели присоединиться к Североатлантическому союзу, мы приложили особые усилия, чтобы продемонстрировать, что расширение НАТО будет способствовать стабильности и что оно не направлено против России. В частности, в одностороннем порядке был взят ряд обязательств воздерживаться от развертывания существенных боевых сил или ядерного оружия в новых государствах-членах.

После того, как теракты 11 сентября потрясли мир, сотрудничество между Россией и НАТО стало еще теснее, поскольку мы сплотили свои силы перед лицом общего врага, и Россия присоединилась к странам НАТО за рабочим столом в качестве равноправного члена Совета Россия–НАТО. Четыре года назад на встрече в верхах в Лиссабоне НАТО и Россия поставили перед собой цель истинного стратегического партнерства, охватывающего в том числе области, бывшие до того спорными, такие как сотрудничество по противоракетной обороне.

Мы проделали большую работу над тем, чтобы относиться к России как к особому партнеру и создавать это стратегическое партнерство, однако Россия утратила интерес к этому, когда Владимир Путин вновь пришел на пост президента в 2011 году. Россия изыскивала один повод за другим, чтобы избежать серьезной работы по противоракетной обороне и со все меньшей и меньшей готовностью шла на взаимодействие по вопросам контроля над вооружениями, транспарентности в оборонной сфере и большинству других вопросов. Вслед за операцией НАТО в Ливии в 2011 году российское руководство стало придерживаться все более соревновательного подхода к международной безопасности, строящегося по принципу игры с нулевой суммой и опирающегося на антизападную риторику, в которой НАТО стала врагом номер один. 

Но этот сдвиг в политике Москвы был продиктован скорее внутриполитическими, а не геополитическими соображениями: Кремль выдвинул против Запада ложные обвинения в сопротивлении внутри страны созданной Кремлем системе, приобретающей все более авторитарный характер, свидетельством чему стали протесты в связи с переизбранием Президента Путина в 2011 году. В самом деле, Президент Путин преисполнился уверенности в том, что Запад был решительно настроен не только ослабить Россию, но и свергнуть его режим. 

Геополитика и внутренняя политика сошлись в Украине. Давление на Виктора Януковича со стороны Путина, с тем чтобы тот отверг Соглашение об ассоциации между Украиной и ЕС, возымело обратный эффект и повлекло за собой восстание на Евромайдане, бегство Януковича в Россию и агрессивные ответные действия России, приведшие теперь к самому худшему кризису безопасности в Европе со времен окончания «холодной войны».

Есть много мнений насчет того, что подвигло Путина на вооруженную агрессию против «братского» соседнего государства. Хотя стремление преградить Украине путь в ЕС и НАТО было одним из факторов в принятии решений Россией, я считаю, что, в сущности, речь идет о российской внутренней политике. Иначе говоря, молча согласиться с изгнанием народом лидера, которому Россия отдавала предпочтение, и с успешным созданием демократического, западно-ориентированного режима в Киеве было бы экзистенциальной угрозой для политической системы, построенной Путиным в России, а значит и для самого Путина. Вот почему Россия до сих пор отвергала все предложения по «деэскалации» этого кризиса. 

В последние месяцы мы стали свидетелями того, как Россия нарушила многочисленные соглашения и многие из основных принципов международных отношений. Россия захотела аннексировать часть демократического суверенного государства и продолжает дестабилизировать остальную часть этой страны. До недавнего времени она делала это руками других и с определенной степенью двусмысленности и отрицания своей причастности, используя «зеленых человечков» и агрессивную кампанию по дезинформации. И все это при поддержке хорошо вооруженной группировки сил вторжения, сосредоточенной на границе с Украиной под видом «миротворцев». Однако сейчас есть все больше доказательств ее прямого участия в конфликте. Даже в глазах россиян отрицания Москвы выглядят все более и более неправдоподобными. 

То, что делает Россия, иногда называют гибридной войной, нелинейной войной или двусмысленной войной. Но как это не называть, это не что иное, как методы ведения войны. И число жертв растет как среди украинских военнослужащих, так и среди гражданского населения. Среди жертв также те, кто погиб при крушении малазийского авиалайнера – трагедии, на которой отпечатки пальцев сепаратистов, применяющих ракеты, поставляемые Россией.

Развязав необъявленную войну в Украине, Президент Путин, разорвал в клочья свод международных правил и свел на нет положительный багаж, накопленный Россией и странами НАТО после падения Берлинской стены. Россия вернулась к политике прошлого – не столько к политике советской эпохи и времен «холодной войны», сколько к политике сфер влияния и этно-националистическим доктринам минувших веков. Более того, у доктрины, провозглашенной Президентом Путиным в марте, нет четкого предела. Притязая на право применять силу в целях защиты русских, проживающих за пределами России, русскоговорящих и исторически российских территорий, Россия заставила нас считаться с возможностью ведения Россией гибридных военных действий против части территории самой НАТО.   

В этой связи перед НАТО стоит следующий вопрос: какова наша стратегия в отношении России? И что мы готовы сделать, чтобы реализовать ее? Мы определенно не хотим новой «холодной войны». Нет, наша долгосрочная цель должна способствовать тому, чтобы Россия выбрала путь сотрудничества и ответственного поведения, чтобы она была страной, которая работает в международном сообществе над решением общих проблем. Но для этого она должна вернуться к соблюдению правил и уважать суверенитет других государств, в том числе их право выбирать свою собственную судьбу, даже если Россия не согласна с этим выбором. 

Пока это время не наступит – а я думаю, пройдут годы, прежде чем это произойдет, – Россия должна знать, что она в изоляции и что мир выступает против ее безрассудных действий в Украине, о чем свидетельствует ее исключение из Группы восьми, четкий отпор на Генеральной Ассамблее ООН в связи с захватом Россией крымской земли и совокупные санкции, давящие на экономику.  

Надо задуматься над тем, как долго Путина будет нести популистская волна, ведь его приспешники и российское общество начинают ощущать реальные последствия его авантюризма, а международный политический и экономический капитал России продолжает идти на убыль.

Что касается НАТО, мы сделаем все необходимое для защиты своих стран-членов. На встрече в верхах на этой неделе мы примем План действий по обеспечению готовности (РАП), призванный укрепить нашу способность к преодолению любой угрозы. В рамках РАП мы инициируем планы по повышению готовности Сил реагирования НАТО, с тем чтобы они были способны реагировать за несколько дней, а не недель на угрозу агрессии. Мы изложим план по присутствию на передовых рубежах органов командования и управления и основных способствующих элементов, чтобы таким образом создать потенциал для быстрого усиления восточного фланга, а также планы по регулярной отработке на практике данного потенциала. 

Мы будет работать со странами-членами, а также другими организациями-единомышленниками, чтобы предпринять ряд мер, как политических, так и военных, для противодействия гибридным нападениям. Мы также пересматриваем наши планы обороны, анализ угроз, договоренности об обмене разведданными и порядок раннего предупреждения. 

Все эти меры призваны не только заверить членов НАТО, но и усилить сдерживание перед лицом нового стратегического вызова, брошенного Россией.

Мы также должны изменить тенденцию сокращения оборонных расходов, начавшуюся после падения Берлинской стены и ускорившуюся во время финансового кризиса. За последние пять лет общий объем оборонных расходов стран НАТО снизился на 20 %, тогда как российские оборонные расходы выросли на 50%. В понимании Кремля, для которого мерилом занимаемого им в мире положения является военная мощь, НАТО выглядит слабой. И потому Кремль видит возможность для действий.

Наша задача теперь – исправить это восприятие. А для этого нам следует быть едиными в словах и на деле, то есть увеличить расходы на оборону. 

На саммите, как я рассчитываю, страны НАТО обязуются остановить это сползание и приблизиться к рекомендуемому показателю в 2% от ВВП, выделяемым на оборонные расходы, по мере улучшения состояния их экономики. И я рассчитываю на то, что страны обязуются расходовать больше средств (а это очень важно) на необходимое – на хорошо подготовленные и оснащенные современными вооружениями и военной техникой развертываемые силы, чтобы таким образом добиться максимальной отдачи от наших коллективных затрат.

Что касается сдерживания (устрашения), для нас недостаточно лишь говорить об этом. Мы должны вкладывать в это реальный смысл. А Президент Путин – и потенциальные противники в других точках – должны этому верить. Позвольте добавить, что хотя наше внимание и приковано сейчас в первую очередь к России, оно не сосредоточено исключительно на ней. Хаос и нестабильность разрослись вокруг наших границ – на Ближнем Востоке, в Северной Африке и Сахеле. Терроризм, распространение, кибератаки и другие транснациональные угрозы бросают вызов стабильности в Европе, а также во всем мире.

Всего лишь четыре года назад, на встрече в верхах в Лиссабоне, НАТО определила в качестве своих основных задач коллективную оборону, кризисное регулирование и безопасность на основе сотрудничества – работу с партнерами во всем мире в целях снижения нестабильности. Но теперь многие выступают за то, чтобы мы «вернулись к истокам» и сосредоточились лишь на коллективной обороне.

Я не согласен с этим. Очевидно, что коллективная оборона перед лицом возрождающейся и реваншистской России первостепенна. Но в сегодняшнем мире НАТО должна хорошо уметь делать несколько дел одновременно и потому необходимо налаживать связи, поскольку мы становимся сильнее, когда к нам присоединяются наши партнеры и когда наши партнеры сильны. Обеспечив совместимость наших вооруженных сил, мы сможем намного эффективнее провести совместное развертывание, когда потребуется. А укрепляя потенциал вооруженных сил наших партнеров, мы упрощаем для них задачу по поддержанию стабильности в их собственных регионах без необходимости прямого военного участия НАТО.

Дамы и господа!

Нет сомнений в том, что в этом году картина безопасности здесь в Европе изменилась, причем не к лучшему. Как она будет выглядеть через год или через два, предсказать невозможно. Но я могу с уверенностью сказать: что бы будущее ни уготовило, НАТО будет готова. С первых дней своего существования НАТО пришлось подстраиваться и подлаживаться, чтобы преодолеть любой вызов, каким бы врагом он ни был брошен: от военной мощи Советского Союза до «Талибана» в пустынях Афганистана, от установления стабильности на Балканах до предотвращения пиратства у берегов Африканского Рога. Сильной стороной НАТО всегда была ее бесконечная способность к адаптации и к преодолению всех новых вызовов, с которыми она сталкивается. Я уверен, что встреча в верхах на этой неделе, здесь, в Уэльсе, не станет исключением.