Год назад я стал солдатом украинской армии. Добровольно.

Девять лет назад, когда Россия захватила Крымский полуостров, мне казалось, что есть дефицит понимания, что нужно просто всем объяснить происходящее. Что мир в целом и Москва в частности ошибаются, когда думают, что на полуострове ждали Россию. Мне казалось, что нужно просто делать свою работу – и ситуация разрешится. Я писал тексты и выходил в эфир. Это ни к чему не привело.

Поэтому в 2022 году, на второй день полномасштабного российского вторжения я пошел служить в Вооруженные Силы Украины. Ситуация была кристально ясной: места для полутонов уже не было. В Украине мы говорим: «Если теперь нужно кому-то что-то объяснять – значит, не нужно объяснять».

Армия, в которую я пришел, оказалась по-настоящему народной. В ней служат обычные рабочие и директора фирм, отцы вместе с сыновьями, школьные учительницы, артисты театров и вчерашние студенты. В одной очереди в военкомат вместе со мной стояли два гея, и потом мы служили в одном батальоне.

Я видел директоров частных клиник, которые уходили на фронт начальниками медицинских частей боевых бригад; свадебных фотографов, которые стали аэроразведчиками; барменов, которые превратились в артиллеристов. Прежние границы исчезли. Они больше не имеют значения.

«Из хороших предпринимателей получаются хорошие командиры». Эту фразу я слышал трижды: в первый раз – от комбата в Донецкой области, второй раз – от сержанта разведвзвода на запорожском направлении и третий раз я ее слышал под Харьковом от человека, который занимал 88 строчку в списке украинского «Forbes». Все трое до войны занимались бизнесом, и все трое были хорошими командирами.

За последний год украинская армия выросла минимум втрое. На одного кадрового военного приходится двое-трое мобилизованных. Люди, которые были профессионалами в мирной жизни, принесли в армию свои знания и умения. Им не успели объяснить, что «это невозможно», поэтому они начали создавать вещи и процессы из категории «а вот так можно?».

Чтобы добиться подобного эффекта, в армии должны быть горизонтальные связи, мотивация и низовая инициатива. Именно поэтому мобилизация усилила украинскую армию. И именно поэтому мы видим, что мобилизация в российской армии не привела к аналогичному эффекту. В России мобилизованные по-прежнему лишь «пушечное мясо».

В Украине есть расхожее выражение: «маленькая советская армия не может победить большую советскую армию». Но вся история последнего года подтверждает, что украинская армия никак не подходит под определение «советской». Она сумела стать гибкой, изобретательной и адаптивной. Она стала армией, которая может не только держать оборону, но и вести контрнаступления. А если отталкиваться от того, что любая армия – это слепок общества, то мы обнаружим, что украинское общество тоже качественно отличается от российского. Россия пытается воссоздать политику предыдущей эпохи, ведет себя так, как будто все мы живем в колониальное время. На наших глазах разворачивается борьба не востока с западом и даже не России с Украиной: 24 февраля прошлое начало войну против будущего.

Попав на фронт, понимаешь: твое выживание здесь – во многом вопрос случайности. Подготовка может повысить твои шансы. Точно так же, как может повысить твои шансы слаженность и опыт. Но при полномасштабной войне все равно есть факторы, которые просчитать невозможно: случайные мины, чужие снаряды, огонь своих, рикошет. В какой-то момент к этой мысли просто надо привыкнуть.

Война в Украине кардинально непохожа на все остальные войны последних сорока лет. Потому что со времен ирано-иракской войны и битвы за Фолкленды большинство войн по всему миру были противостоянием регулярных армий и партизанских движений. В этих войнах правила были просты: с одной стороны танки, артиллерия и авиация, а с другой – легкая пехота с минометами и гранатометами. Так было во всех локальных конфликтах, и украино-российская война стала исключением из общего правила.

Впервые за десятилетия мы видим столкновение двух полноценных военных машин, у каждой из которых есть вся номенклатура вооружения. Авиация, бронетехника и ПВО применяются с обеих сторон. Регулярная армия против регулярной армии. Исключительная редкость для привычной нам реальности.

Вероятно, многие полагали, что украинская армия не выдержит натиска российской, что украинские вооруженные силы развалятся на партизанские отряды, и потому нам поставляли именно то вооружение, которое нужно для повстанцев. Но все вышло наоборот, и поэтому сегодня Украина ведет речь о поставках авиации и ракет, способных бить по целям на оккупированной территории.

Впрочем, разница в масштабах все равно ощущается. Россия продолжает мобилизацию и не считается с потерями. А Украина остается в роли Давида на фоне агрессивного Голиафа. Вероятно, в Кремле полагают, что ресурсы все равно несопоставимы, и надеются выиграть войну на истощение.

Мы уже понимаем, что в этой войне сгорят остатки советских вооружений Восточной Европы. Теперь весь регион окончательно перейдет на западные образцы танков, авиации и артиллерии – просто из-за отсутствия альтернатив. Пока что на фронте мне чаще встречается советское оружие, но, полагаю, это лишь вопрос времени. Его запасы на украинских складах не бесконечны, а интенсивность войны не ослабевает.

Кстати, с первого дня войны Россия надеялась, что сможет расколоть Украину. Она пыталась вбить клин между восточными регионами и западными, между украинской армией и украинским политическим руководством. Путин призывал украинских генералов «брать власть в свои руки», а его пропагандисты подчеркивали, что украинское мирное население сидит без света и воды из-за того, что украинская армия отказывается сдаваться. Москва пыталась расколоть Украину, но вместо этого добилась обратного.

Десятилетиями Украина по инерции воспринимала Вторую мировую в качестве «главной войны» собственной истории. В каждой семье были те, кто принимал участие в той войне. В каждой семье были те, кто пострадал от боевых действий и оккупации во время Второй мировой. Но теперь Россия делает все, чтобы нынешняя война стала новой главной войной для украинцев.

Находясь в Украине, трудно не замечать войну, когда российские ракеты бьют по городам и поселкам в тылу, вдали от передовой. Трудно не интересоваться политикой, если от нее зависят поставки вооружений для твоей армии. В Украине уже не нужно шесть рукопожатий, чтобы познакомиться с семьей погибшего солдата. Волонтерство перестало быть исключением, превратившись вместо этого в правило.

Сотни тысяч солдат в окопах. Миллионы их родных в тылу без света. В такой ситуации уже не имеет значения, какой язык ты считаешь родным. Различия становятся второстепенными, а прошлое уступает место настоящему. Российское вторжение поставило перед Украиной самые важные вопросы, и теперь наша страна дает на эти вопросы солидарные ответы. Россия своими руками сшивает Украину на символическом уровне, отправляя в небытие привычные мифы про разницу между западными регионами страны и восточными.

В начале войны мы в армии часто говорили о протестных настроениях в российском обществе. Спорили о том, способны ли они спровоцировать уличные демонстрации. Спустя год мы понимаем, что ждать подобного наивно.

В конце концов, социология всех войн примерно одинакова. В самом начале кривая патриотизма всегда идет вверх. Пацифизм начинает набирать силу со временем, и связано это не только лишь с победой холодильника над телевизором. Если рост цен будет компенсироваться ощущением скорой победы, то российский обыватель будет готов с ним мириться. А потому пустого холодильника недостаточно. Война для россиян должна стать «той-которую-нельзя-выиграть».

Иначе говоря, «прозрение» приходит не тогда, когда начинаются похороны и бедность. Оно наступает тогда, когда похороны и бедность лишаются смысла и оправданий. Впрочем, не стоит от этого прозрения чего-то ждать. Российский избиратель согласился отказаться от собственных политических прав еще двадцать лет назад. А потому единственное, что ему остается, – это наблюдать за тем, как авторитарный режим в России превращается в тоталитарный.

Все решения в России по-прежнему зависят лишь от Владимира Путина. Вероятно, он ощущает эту войну как кульминацию своего пребывания у власти. А итоги этой войны – как свое политическое наследие. Это значит, что у него нет ни одной причины, чтобы прекратить вторжение. Путин похож на игрока, который в казино поставил на зеро абсолютно все и теперь пытается не проиграть. А потому лучше быть готовым к тому, что эта война не закончится в 2023 году.

Санкции не вобьют клин между российским руководством и российским обществом. Но мы все равно продолжаем следить за их эффектом, потому что судить о нем не социологам, а экономистам. Чем меньше в российском бюджете будет денег на войну, тем ниже будет способность России идти в наступление. И если мерять подобным эффектом, то западные санкции и российская коррупция для Украины – это почти второй фронт.

Но все происходящее куда больше самой Украины. От исхода противостояния зависят не только границы моей страны. Эта война определит правила поведения в нашем столетии. Прямо сейчас на поле боя мы ищем ответ на вопрос «может ли в ХХI веке война быть инструментом политики?» Если Украина проиграет и Москва добьется своего, то вполне возможен «эффект домино» в самых разных регионах планеты.

Впрочем, повторюсь. Все сказанное вовсе не означает, что нынешняя война закончится быстро. Войны в Боснии и в Хорватии длились по четыре года. Война в Корее – три. Франция воевала во Вьетнаме восемь лет – столько же, сколько и США. А потому лучше заранее быть готовыми к тому, что нынешняя война – это не спринт, а марафон.

Надежда на Deus ex machina в наших условиях не работает. Через год после вторжения мы это прекрасно понимаем, и потому война в Украине перестала быть делом одних лишь военных. Фронт держат волонтеры и предприниматели, айтишники и пенсионеры, те, кто платят налоги и те, кто разбирают завалы после ракетных обстрелов.

Наша война определит контуры континента, очертит правила и границы. Про действительность, с которой мы столкнулись, напишут книги и будут защищать диссертации. Мы – это Гарри Поттер и Уильям Уоллес, на’ви и Хан Соло. Мы сбегаем из Шоушенка и взрываем Звезду смерти, воюем с Харконненами и бросаем вызов Таносу. Украина – это самое эпичное, что выпадало этому столетию.

Мы еще не победили, но во многом мы уже победили.