НАТО после 11 сентября глазами США

Через десять лет после событий 11 сентября 2001 года страны НАТО должны пересмотреть тенденцию на снижение оборонных расходов и решить раз и навсегда, стоит ли поддерживать трансатлантические оборонные отношения. Недавний прецедент – операция «Юнифайд протектор» – не дает повода для воодушевления.

Политика США, заключающаяся в том, чтобы «руководить за сценой» в Ливии, обеспечивая при этом важнейшие силы и средства, никогда не позволит восторжествовать, если европейские союзники по НАТО будут по-прежнему не готовы увеличить оборонные бюджеты. Страны НАТО также должны сообща решать стоящие перед организацией вопросы о применении силы против новых и формирующихся угроз безопасности Североатлантического союза.

И, вероятно, в Стратегической концепции не было подчеркнуто в достаточной мере, что НАТО необходимо вести более систематическое планирование в отношении нестандартных и несимметрических угроз, исходящих от негосударственных структур. Это также заслуживает новых размышлений в планировании в рамках статьи 5 (нападение на одного является нападением на всех).

На последней на сегодняшний день встрече в верхах НАТО в Лиссабоне было вновь заявлено, что оборона, предусмотренная статьей 5, остается главной задачей НАТО, однако при этом дебаты вокруг того, что это означает в контексте XXI века, продолжаются. Проблемы безопасности варьируются теперь от государственных структур и негосударственных вооруженных групп, использующих как ультрасовременное оружие для ведения несимметричных действий, так и устаревшие образцы оружия, внушающие ужас и приводящие к большим жертвам среди гражданского населения. Многие из них идут вразрез с концепциями военных действий Североатлантического союза (и Запада), которые менялись в своем развитии, но всегда делали упор на сведении к минимуму числа жертв, направлены на то, чтобы избежать потери среди гражданского населения и прекратить операции, как только это станет возможным.

И речь идет не только об этих угрозах. Взгляните на террористов-одиночек, угрозы в космическом и кибернетическом пространстве, энергетическую безопасность, оружие массового уничтожения и стремление террористических организаций заполучить ОМУ. Все это заставляет задуматься над значением статьи 5 в современном мире и над тем, как ее надо выполнять.

Однако я считаю, что обсуждение статьи 5 в НАТО, особенно в период подготовки новой Стратегической концепции в конце 2010 года, пошло по пути неверных дебатов о территориальной обороне и экспедиционных потенциалах. Как указывают многие страны НАТО, для обороны территории НАТО (особенно во фланговых районах) требуются экспедиционные силы. И поэтому преобразование НАТО в целях повышения мобильности, точности и оперативной совместимости может только повысить, а не отвлечь от выполнения задач по территориальной обороне НАТО.

Основной вопрос для тех, кто занимается планированием в Североатлантическом союзе, состоит в том, учитывается ли при этом в достаточной мере вероятность того, что государственные структуры могут предоставить негосударственным структурам возможность нанести удар по НАТО.

В связи с этим возникает дилемма, поскольку некоторые государства-члены по-прежнему больше интересует планирование территориальной обороны по более традиционной схеме, особенно планирование действий в особой обстановке, связанной с Россией. Другие страны НАТО с готовностью рассматривают новые, порой нетрадиционные идеи о стратегии применения сил, основываясь на разнообразии восприятий «угрозы» и национальных интересах.

Более того, хотя территориальная оборона и занимает по-прежнему центральное место в планировании обеспечения безопасности, новые вызовы безопасности, появляющиеся сегодня, все больше и больше не согласуются с этим понятием, поскольку границы стали в большей мере проницаемыми и утратили свое значение для баллистических ракет или кибернетических угроз. Как обороняться от этих угроз, если ресурсы ограничены, а оборонные расходы снижаются – вот основной вопрос для Североатлантического союза в тот момент, когда не всегда есть консенсус вокруг будущих угроз (Иран), необходимых потенциалов (противоракетная оборона) и применение силы (национальные оговорки).

Таким образом, хотя планирование действий в особой обстановке по каким-либо сценариям, касающимся России, остается важным аспектом планирования в Стратегическом командовании НАТО по операциям, это не главная проблема в рамках статьи 5, которую должна решать НАТО. Также, в соответствии с основными задачами по обороне и сдерживанию в рамках статьи 5, необходимо выделить потенциальное становление Ирана как ядерной державы, обладающей средствами для ракетного нападения на Европу.

В сегодняшнем мире территориальная оборона должна включать защиту критически важных объектов инфраструктуры, ликвидацию последствий, планирование пресечения нападения с использованием электромагнитного импульса (ЭМИ), аспекты энергетической безопасности и кибернетические операции.
Разумеется, не все кибернетические нападения необходимо рассматривать как чрезвычайные ситуации, подпадающие под действие статьи 5. Тогда встает вопрос о том, когда и как кибернетическое нападение или нападение на энергетическую инфраструктуру может быть связано с особой обстановкой, сложившейся при поддержке какого-либо государства и в которой оборона объектов и средств НАТО становится полномасштабной проблемой по статье 5.

При этом вызывает беспокойство потенциальная смычка между нападениями на НАТО при поддержке государств и негосударственными вооруженными группами, которым может быть поручено совершение подобного нападения. Это может делаться либо для того, чтобы скрыть, откуда совершено нападение, либо для того, чтобы затруднить обсуждение в НАТО вопроса об ответных мерах. Пример тому – опора Ирана на «Хизбаллу», хотя в НАТО еще не сложился консенсус об угрозе или вызове, который Иран может представлять для Североатлантического союза.

В киберсфере также существует возможность нападений со стороны негосударственных структур при поддержке национальных государств, о чем свидетельствуют недавние прощупывания сетей США и НАТО.

Для Североатлантического союза вопрос заключается в том, насколько нападения подобного рода могут нанести ущерб интересам безопасности. Даже если предположить, что можно установить их происхождение, как с ними быть, когда страны НАТО не всегда могут прийти к соглашению о применении силы, не говоря уже об упредительных действиях?

Во время обсуждения новой Стратегической концепции НАТО был поднят вопрос о взрыве террористами самодельного ядерного устройства в европейском городе. Превентивные меры были бы важным аспектом планирования действий в особой обстановке для подобного сценария. Но сложно было договориться о проведении каких-либо превентивных действий, не говоря уже о применении силы для преследования виновников, если бы они были установлены. Проблема в том, что превентивные действия зависят от «совершенных» разведданных, а НАТО полагается на возможности обобщения разведывательной информации, имеющиеся у государств-членов.

Как следует из новой Стратегической концепции, для выполнения задач НАТО в будущем может понадобиться «комплексный подход», предполагающий наличие невоенных средств, участие неправительственных и международных организаций, а также партнерские отношения с государствами, не входящими в НАТО. Это подразумевает новую методику работы в Североатлантическом союзе. Для некоторых государств-членов, например, Франции, это также означает отказ от догмы, согласно которой НАТО не должна взаимодействовать с гражданскими учреждениями или участвовать в выполнении невоенных функций (например, обучении сотрудников полиции).

НАТО уже обладает потенциалом для ведения гражданского чрезвычайного планирования, и, вероятно, одним из направлений, в которых будет наблюдаться дальнейший рост, станет деятельность Главного комитета НАТО по гражданскому чрезвычайному планированию (SCEPC). Может быть поручено выполнение и других задач в области судебно-медицинской экспертизы, биометрии и ликвидации последствий воздействия ОМУ.

Еще один важнейший аспект превентивного планирования – необходимость доступа к высококачественным разведданным о потенциальных противниках, имеющихся у них силах и средствах и их отношениях на местах с другими группами, правительствами и заинтересованными сторонами. Крайне важно в системе планирования НАТО более четко определить и максимально увеличить роль сил специального назначения.
Особенно если НАТО стремится действовать в районах, тенденции, потенциалы и отношения которых она не знает досконально. НАТО уже приступила к этой работе, создавая сеть по сбору разведывательной информации от всех источников, которая способна оказывать поддержку при проведении операций на ТВД, а также предоставлять важнейшую информацию для планирования действий в условиях кризиса.

Отношения с глобальными и нетрадиционными партнерами также принципиально важны для усилий Североатлантического союза, направленных на внедрение комплексной стратегии. Здесь речь может идти о поддержке со стороны сил НАТО, оказываемой невоенному ведущему агентству или международному партнеру, такому как ООН, в случае кризиса. Международные силы содействия безопасности в Афганистане уже действуют в рамках более широкого сообщества партнеров по коалиции, в которое входят, например, Австралия и Новая Зеландия. С учетом глобализации и характера комплексного планирования этот феномен в предстоящие годы будет только расти. В самом деле, как четко обозначено в Стратегической концепции НАТО, принятой в 2010 году, НАТО является региональным альянсом с глобальными связями.

Также и в Ливии силы НАТО действуют сегодня вместе с партнерами, не входящими в НАТО, в частности, из Катара и Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ). Названные арабские государства сыграли значительную роль в учебной подготовке сил ливийской оппозиции, подтвердив на практике концепцию «обучения обучающих», которая занимает центральное место в планировании развития сил специального назначения НАТО. По мере продвижения вперед эта схема – вместе с потребностью в повышении оперативной совместимости с партнерами, не входящими в НАТО, – станет крайне необходимой. Особенно если НАТО решит действовать на других ТВД, где успех или неудача зависят от операций, проводимых другими «по доверенности», и (или) сотрудничества с партнерами.

На сегодня НАТО проводит лишь одну антитеррористическую операцию, «Эктив индевор», цель которой – пресечение (воспрещение) незаконной деятельности в Средиземном море. Задача, выполняемая в рамках данной операции, ограничена перехватом террористов или ОМУ, и поэтому «Эктив индевор» никогда не задумывалась как модель для планирования будущей антитеррористической деятельности НАТО. Ряд стратегов НАТО указали на необходимость поставить перед этой операцией более широкую задачу по обеспечению безопасности на море, возвращаясь к тем дням, когда безопасность морских путей сообщения считалась основой планирования в Североатлантическом союзе.

В этой связи, исходя из новой Морской стратегии Североатлантического союза, принятой в марте 2011 года, органы планирования по-новому размышляют над более всеобъемлющим подходом НАТО к морской безопасности. Это может привести к четкому разделению труда, функций и задач с Европейским союзом (ЕС), при условии что ЕС действительно способен создать заслуживающую доверия составляющую безопасности и обороны, которую государства-члены ЕС провозгласили своей целью.

Однако тот факт, что ЕС оказался неспособным предпринять действия в отношении Ливии и что лишь горстка европейских стран-членов НАТО были на передовой операции «Юнифайд протектор», снижает вероятность того, что это произойдет во времена сокращения оборонных ресурсов. И поэтому НАТО предстает как наиболее убедительная структура для проведения коллективных действий и снятия озабоченностей в связи с европейской безопасностью по мере продвижения вперед. При этом, конечно, подразумевается, что США и их европейские партнеры будут по-прежнему взаимодействовать и готовы расширять ресурсы, необходимые для удовлетворения возникающих потребностей.

В тот момент, когда НАТО рассматривает вопрос о новой инициативе по потенциалам, которая будет обнародована на встрече в верхах в Чикаго в 2012 году, лидеры Североатлантического союза должны изучить новые способы, позволяющие обеспечить доступ к важнейшим инструментам реализации, которые зачастую имеются у отдельных государств и руководств видов ВС и оберегаются ими.

Один из вариантов – наметить средства, которые можно задействовать для проведения операций и затем добиться того, чтобы заинтересованные государства объединили эти ресурсы для целей Североатлантического союза. Это суть подхода, который генеральный секретарь Расмуссен называет «умной обороной», что подразумевает экономию оборонных средств за счет новых подходов, основанных на сотрудничестве. Для этого требуется более широкое понимание того, что, несмотря на индивидуальные национальные потребности, страны-члены Североатлантического союза являются партнерами, стремящимися к достижению общих целей.

Для многих стран НАТО прийти к этому пониманию будет сложно. Понадобятся дальнейшие основополагающие изменения в деятельности вооруженных сил. Однако в силу необходимости и в связи с финансовым кризисом у ответственных за оборонное планирование может не быть иного выбора, кроме как пересмотр устаревших схем, например, рационализация и объединение сил, а также выдвижение новых идей для оперативного планирования, если они хотят сохранить организацию войск (сил) и необходимые потенциалы.

Именно эти варианты и изучают Великобритания и Франция, а другие союзники, например, Нидерланды и Бельгия в таком духе сотрудничают уже многие годы. Это позволяет им сохранять важнейшие силы и средства в тех областях, в которых ни одна из стран не хочет терять оперативный потенциал. Итак, если страны НАТО серьезно намерены сохранить значимость организации, крайне необходимо наметить потенциалы, которые принципиально важны для будущего планирования в Североатлантическом союзе.

Как свидетельствуют операции НАТО в Афганистане и в Ливии, планирование стабилизации и противоповстанческой деятельности основано на иных навыках и правилах применения силы (ППС), отличных от навыков и ППС, необходимых для защиты населения и территории стран НАТО. В этом плане силам НАТО пришлось многое усвоить, и Афганистан способствовал этому процессу.
Но перед теми, кто будет заниматься планированием в НАТО в будущем, стоит вопрос: нужно ли Североатлантическому союзу участвовать в ближайшее время в столь сложных операциях за пределами границ НАТО? Как свидетельствует обсуждение в Североатлантическом союзе ситуации в Ливии, есть лишь небольшой политический «аппетит» для ведения подобных действий и еще меньше возможностей для оказания поддержки в стабилизации на постконфликтном этапе, что вполне может предполагать наличие знаний и умений в области государственного строительства.

Однако на горизонте показались другие вызовы, которые могут потребовать участие НАТО, даже если не все страны-члены организации готовы к этому. Очевидно, что для сохранения значимости Североатлантического союза в эпоху новых вызовов и угроз важно доказать, что он способен справиться с этой задачей. Это особенно важно для скептически настроенного Конгресса США и для остальных, кто по-прежнему разочарован в том, как громоздко построена работа в Североатлантическом союзе, которая порой мешает НАТО добиться максимальной отдачи от преимуществ коллективных действий и сотрудничества.