Сегодняшние угрозы безопасности глобальны и нетрадиционны. По словам Рона Асмуса, партнерским отношениям НАТО пора последовать этому примеру.

Выполняя задачу: австралийские солдаты ведут поиск оружия в Афганистане © Australian Department of Defence
)

Выполняя задачу: австралийские солдаты ведут поиск оружия в Афганистане © Australian Department of Defence

© Australian Department of Defence
)

© Australian Department of Defence

В 90-е годы партнерские отношения НАТО были ключевой составляющей переосмысления Североатлантического союза для эпохи, наступившей вслед за окончанием холодной войны. Во многих отношениях расширение и вмешательство НАТО на Балканах стали крупнейшими стратегическими шагами, сделанными Альянсом.

Создание новых инструментов партнерства помогло предотвратить появление новых разграничительных линий вслед за расширением и позволило НАТО строить отношения со странами, которые были важны в стратегическом плане, но не являлись кандидатами в члены. Это также помогло собрать коалицию под руководством НАТО, которая оказывала содействие в поддержании мира на Балканах. Поэтому партнерские отношения были важнейшей составляющей успеха НАТО в 90-е годы и, прежде всего, с точки зрения выработки большой стратегии по распространению стабильности на континенте.

Если оглянуться назад, эти новые инструменты партнерства могут показаться вполне разумным приспосабливанием к новой стратегической реальности. Однако в те времена Североатлантическому союзу было непросто стать открытым для взаимодействия с государствами, не являвшимися членами организации.

Многие из нас прекрасно помнят косые взгляды, которые бросали в нашу сторону в начале 90-х годов, когда мы предложили пойти на подобные шаги. Это просто невозможно, говорили мне неоднократно во время посещений штаб-квартиры НАТО. А несколько лет спустя НАТО создала «Партнерство ради мира», а затем появился Основополагающий акт Россия–НАТО, Комиссия НАТО–Украина и СЕАП. Я вспоминаю об этом лишь для того, чтобы подчеркнуть следующее: только тогда, когда отчетливо проступили стратегический императив и политический консенсус для проведения изменений, казавшееся невозможным исчезло, и Североатлантический союз проявил свою гибкость и новаторство.

Сегодня для нас сложилась аналогичная ситуация. У государств-членов НАТО нет уверенности и согласия в отношении общего предназначения и стратегии НАТО в будущем. Большое число новых стратегических вызовов брошено нам за пределами Европы и влечет за собой действия в потенциально нестабильных регионах мира, куда Альянс никогда не направлял свои стопы. С моей точки зрения, мы не решим вопроса о том, какими должны быть партнерские отношения нового поколения, до тех пора пока мы не проясним в большей мере эти более масштабные стратегические вопросы. В частности, нам нужно заняться тремя из них.

У государств-членов НАТО нет уверенности и согласия в отношении общего предназначения и стратегии НАТО в будущем

Первый вопрос – о роли партнерских отношений НАТО в существующем евроатлантическом сообществе. Растет ощущение того, что это партнерство и структуры устаревают. Многие из числа наиболее преданных членов СЕАП либо вступили в Североатлантический союз, либо сосредоточены на двусторонних отношениях по линии МАП и схожих механизмов.

В результате СЕАП опустошается изнутри. Так, чем более самоуверенную и антизападную позицию занимает Россия, тем в меньшей степени она демонстрирует готовность к сотрудничеству. С точки зрения статики Центральная Азия приобретает большую важность для Запада, но никто не знает, как использовать инструменты партнерства НАТО в рамках более широкой стратегии взаимодействия. Опять-таки, проблема заключается в отсутствии общей стратегии Запада, важнейшей частью которой мог бы стать механизм партнерства НАТО.

А Ближний Восток?

Второй вопрос – это будущая роль НАТО на большом Ближнем Востоке. Средиземноморский диалог (СД) и Стамбульская инициатива о сотрудничестве (СИС) НАТО пребывают в состоянии стратегического забвения. Конечно, эти две инициативы сильно отличаются по своему происхождению. СД развивался в середине 90-х годов, чтобы дополнить и уравновесить новые отношения НАТО на восточном направлении. Этот диалог всегда был в некотором роде бедным родственником расширения и партнерства: Североатлантический союз проявлял меньше стратегического стремления, а партнеры по диалогу отличались меньшим энтузиазмом. Стамбульская инициатива о сотрудничестве, выдвинутая в Стамбуле после событий 11 сентября и начала войны в Ираке, стала первым шагом НАТО, признавшей, сколь многое поставлено на кон для Запада в Персидском заливе.

Сегодня обе инициативы страдают от нехватки стратегической ясности в НАТО касательно задач, стоящих перед нами на большом Ближнем Востоке. Они являются механизмами, лишенными общего видения и стратегии. Есть страны в большом ближневосточном регионе, стремящиеся к созданию более тесных отношений с НАТО, а Североатлантический союз тормозит этот процесс. Список начинается с Израиля, но включает и другие средиземноморские страны, а также членов Совета сотрудничества государств Персидского залива. И здесь тоже НАТО оказалась неспособной воспользоваться этими стратегическими подвижками по причине отсутствия у Запада более масштабного и общего видения и стратегии.

Третий важнейший стратегический вопрос – это возможные глобальные партнерские отношения в будущем. В этом отношении официально используемый Североатлантическим союзом термин «контактные страны» уже свидетельствует об амбивалентности. Для проведения таких операций, как операция в Афганистане, необходимо разделить бремя, и поэтому НАТО должна привлекать к участию неевропейские страны. А когда эти страны вносят вклад, превосходящий усилия многих стран НАТО, вполне понятно их желание присутствовать при принятии решений. Для этого требуется сделать процесс принятия решений в НАТО по-новому открытым.

И здесь вновь перед нами встает оставшийся без ответа вопрос о том, чего государства-члены НАТО хотят на самом деле. Сводятся ли партнерские отношения с Австралией и Японией исключительно к тому, чтобы выжать из них больше военнослужащих и денег для проведения миссий под руководством НАТО? Или же они предполагают также выстраивание стратегических отношений в новых и важных регионах? Идет ли речь об улице с односторонним или с двусторонним движением? Иначе говоря, упражняемся ли мы в распределении бремени или мы стараемся создать новую динамику безопасности в важных регионах? НАТО не может и не должна выдвигаться повсюду или пытаться решить все проблемы. Но достаточно один раз съездить в Японию или Австралию, чтобы тотчас увидеть, как эти страны тянутся к НАТО в силу более интересных и сложных причин, которые мы часто обходим вниманием в ходе наших сегодняшних обсуждений.

Альянс вновь стоит на стратегическом перепутье

Какой вывод нужно сделать из всего этого? Альянс вновь стоит на стратегическом перепутье. После того как НАТО переосмыслила себя в 90-е годы, чтобы принять вызов построения нового порядка в Европе по окончании холодной войны, теперь ей нужно переделать себя, чтобы стать игроком в сфере безопасности, способным на глобальной сцене защитить ценности и интересы своих членов. В принципе НАТО совершила этот стратегический прорыв вперед в Афганистане, но еще неизвестно, увенчается ли он успехом. Успех ИСАФ на этом театре действий откроет двери для нового и более масштабного мышления о партнерских отношениях и возможной большей роли в безопасности Южной Азии и за ее пределами. Неудача может поставить под вопрос будущее Альянса.

Не требуется талант Клаузевица, чтобы предсказать, что такие кризисы, как афганский, вряд ли будут одиночными событиями. Также можно с определенной долей уверенности спрогнозировать, что следующий кризис возникнет на большом Ближнем Востоке. Если будущее этого региона действительно является первоочередным стратегическим вопросом нашего времени, тогда тот факт, что по причине отсутствия общей большой стратегии, в которую могла бы вписаться НАТО, главный западный альянс никоим образом не участвует в решении этого вопроса, является явной аномалией. Работа по поиску нового определения партнерства с Евразией на первый взгляд может показаться менее сложной, но здесь тоже есть реальные вопросы.

Те, кто сегодня в Брюсселе задают эти вопросы, часто слышат в ответ неловкое молчание, точно так же, как в начале 90-х годов. Судя по всему, партнерские отношения снова относятся к категории «слишком сложных вопросов». В реальности же потребность творчески переосмыслить партнерство как новый инструмент для мира, в котором мы живем, является как никогда насущной. Проблема, которую нам необходимо решить, состоит в поиске общего предназначения и политической воли для понимания того, чего мы хотим достичь в стратегическом плане. И тогда в НАТО найдется достаточно умных людей, чтобы помочь нам модернизировать наш арсенал партнерских отношений для достижения этих целей.