Лекция 3 – Международный терроризм: является ли он по-прежнему стратегической угрозой?

Энтони: Дамы и господа! спасибо, что пришли.

Представляю вам человека, который уже, на самом деле, не нуждается в представлениях – господин Джейми Шей. Тема его сегодняшней лекции – терроризм.…

-- Еще раз спасибо, Энтони. Как всегда, хочу поблагодарить Вас лично и ваш институт за то, что предоставили помещение для проведения лекций. Я также очень благодарен слушателям, которые пришли сегодня. Насколько я понимаю, сейчас у вас сессия, а когда нет экзаменов, вы, наверное, уже думаете о Рождестве, о праздничной индейке…

В такое время международный терроризм – это, наверное, последнее о чем хочется думать, и это понятно. Поэтому я особенно благодарен за ваше присутствие.

Как сказал Энтони, сегодняшняя лекция – это середина цикла, состоящего из шести лекций об угрозах и вызовах ХХI столетия. Сегодня я хотел бы остановиться на вопросе, который широко обсуждается последние 6-7 лет. Речь пойдет об одной из главных проблем ХХI столетия – международном терроризме.

После 11 сентября 2001 года, когда Соединенные Штаты пережили удары по Международному торговому центру и Пентагону, в результате чего погибло около трех тысяч человек, для стран Запада борьба с терроризмом стала, пожалуй, главным вопросом повестки дня. И только сейчас в списке угроз безопасности, которые вызывают наибольшую тревогу, терроризм постепенно уступает место таким проблемам, как изменение климата (это было темой моей предыдущей лекции), энергетическая безопасность, распространение оружия массового уничтожения и тому подобное.

Следует сразу же отметить, что терроризм никак нельзя назвать проблемой исключительно ХХI столетия. Он существует уже тысячи лет. Еще в древнем мире, за сотни лет до Рождества Христова, террористические группы существовали в Вавилоне, а также на Ближнем Востоке, где действовала группировка Сикари. Те из вас, кто, как и я, изучали историю, знают, что на протяжении последних столетий террористические движения в разных формах, как правило, были связаны с национализмом и национально-освободительной борьбой.

Как известно, моя родина – Великобритания – имеет опыт длительной борьбы с ирландскими республиканскими террористическими, а также с ирландскими протестантскими организациями. Первое террористическое нападение организации, которую мы теперь называем Ирландской республиканской армией (раньше она называлась Ирландским республиканским братством) было совершено на лондонскую тюрьму Клеркенуэлл в 1867 году.

…Русских анархистов, убивших царя Александра второго, тоже можно назвать террористами.

А если говорить о самом резонансном террористическом акте в истории человечества, то это, безусловно, убийство эрцгерцога Австро-Венгрии Франца Фердинанда в Сараево 28 июня 1914 года активистом движения «Черная рука» организации «Молодая Сербия».

Если целью террористов являются массовые разрушения и дестабилизация, то учитывая 10 миллионов жертв Первой мировой, поводом для которой стало именно это убийство, вряд ли какой-нибудь другой теракт можно назвать более резонансным.

В то же время, поскольку «классический» терроризм, с которым мы сталкивались, был, как правило, связан с национально-освободительными движениями в конкретных территориальных пределах и редко выходил за эти рамки, мы иногда наблюдали довольно странный феномен превращения бывших террористических лидеров в авторитетных премьер-министров, президентов и государственных деятелей. Например, в Израиле Менахем Бегин в свое время стоял за так называемой Бандой Штерна, которая в 1946 году взорвала отель Кинг Дейвид в Иерусалиме, где были расквартированы британские военные. Или Имон де Валера, который был президентом Ирландии в период между Первой и Второй мировыми войнами, в свое время действовал в рядах Ирландской республиканской армии. Даже Ясер Арафат, который возглавлял Организацию освобождения Палестины, дожил до того времени, когда стал законным главой Палестинской Автономии.

Учитывая все это, почему же сегодня мы считаем, что международный терроризм стал более существенной и серьезной угрозой, чем в прошлом? Почему эта проблема, существовавшая в отдельных странах с национально-освободительными движениями (например, баски в Испании, республиканские организации в Ирландии, движение за освобождение Палестины и так далее), превратилась в глобальную угрозу для всех – угрозу, которой все должны бояться или, по крайней мере, осознавать ее опасность и свой долг бороться с ней?

Я считаю, что первой причиной является то, что сейчас мы живем в условиях разрастающейся урбанизации. Несколько лет тому назад ООН впервые зарегистрировала тот факт, что количество городского населения планеты превысило количество жителей сельской местности. Поэтому мы все больше зависим от высокотехнологических систем поставки, работающих по принципу “just-in-time” – «точно в срок», от электронных сетей, которые проникают во все сферы не только профессиональной, но и частной жизни…

Глобализация сделала терроризм более привлекательным занятием для тех, кто считает его «оружием слабых в борьбе с сильными». С развитием глобализации появилось больше объектов для террористических нападений и стало легче получить непропорционально масштабный результат даже от сравнительно небольшого теракта. Возьмем, к примеру, террористические удары аль-Каиды по Международному торговому центру и Пентагону 11 сентября 2001 года. Эксперты считают, что на организацию этих колоссально резонансных терактов ушло не более 250 тысяч долларов. Джозеф Стиглиц в своей книге «Война на триллион долларов», изданной два года назад, подсчитал, что уже на то время ответные действия США обошлись американским налогоплательщикам в 1,4 триллиона долларов. А по последним известным мне оценкам, стоимость мероприятий реагирования Америки на теракты 11 сентября (а это включает и обеспечение национальной безопасности, и операцию США в Ираке, и текущие операции НАТО--США в Афганистане) к 2011 году достигнет приблизительно 2 триллионов долларов и будет продолжать расти.

Иными словами, реагирование на теракты 11 сентября будет стоить Соединенным Штатам приблизительно столько, сколько эта страна потратила на противостояние Советскому Союзу за 50 лет холодной войны, начиная с 45-го. Именно поэтому Усама бен Ладен говорит об «экономическом джихаде». Имеется в виду, что подобные действия являются довольно рентабельным способом привлечь внимание Запада к определенным требованиям.

Еще один аспект: глобализация не только сделала нас более уязвимыми, но и дала террористам гораздо больше возможностей организовывать и совершать теракты. Например, используя Интернет. Сейчас много внимания уделяется вопросу медресе – религиозных школ в таких странах, как Пакистан. Есть мнение, что в этих школах происходит радикализация мусульманской молодежи из-за очень жесткой и чрезмерно догматичной системы религиозного образования. Такие школы действительно существуют и они, конечно, сыграли определенную роль в радикализации и вербовке молодежи экстремистами. Но с появлением Интернета вербовка добровольцев и радикализация могут осуществляться в режиме он-лайн, и совсем не обязательно посещать медресе.

В Канаде очень эффективная разведслужба, и ее специалисты подсчитали, что молодым исламистам достаточно десяти дней, чтобы сначала зайти на эти веб-сайты, просто из-за сочувствия пропагандистам экстремистских идей, потом ощутить солидарность с ними и, наконец, практически включиться в организацию и осуществление терактов. Другими словами, процесс, который раньше длился годами, теперь вполне может сократиться до десяти дней.

Кстати, бывший начальник лондонской полиции Иэн Блэр (не родственник Тони Блэра) – тот самый, который руководил следствием по делу о терактах в лондонском метро 25 июля, занимался и расследованием действий группы, которая, как оказалось, в 2006 году планировала осуществить еще один громкий теракт, чего, к счастью, не произошло. Террористы намеревались одновременно взорвать в воздухе над Атлантикой 7 авиалайнеров, британских и американских. Для этого планировалось использовать жидкое взрывчатое вещество в бутылках из-под шампуня. (Кстати, только вчера лондонский суд вынес приговор последнему из обвиняемых по этому делу.) Так вот, оказалось, что все обвиняемые превратились из нормальных граждан в террористов всего за несколько недель и были завербованы именно через Интернет.

Современные электронные средства позволяют террористам вести пропаганду, обмениваться сообщениями, опытом и технологиями (в том числе и теми, что касаются изготовления взрывчатки), планировать теракты, обеспечивать тайное, закодированное общение через веб-сайты и, наконец, организовывать и осуществлять террористические нападения. Поэтому то, что большинство из вас, как студенты, очевидно, считают непревзойденным инструментом экономии времени (ведь смартфон Блэкберри, например, это еще и универсальная энциклопедия, мгновенный доступ ко всем знаниям человечества), в то же время, имеет и свою темную сторону. Именно поэтому возникло и новое явление – явление глобальной террористической сети, примером которой является аль-Каида.

Как я уже говорил, раньше терроризм был связан, как правило, с националистическими движениями на ограниченных территориях. Представители этих движений вербовали добровольцев внутри своего сообщества – из ближайшего окружения. Это были местные, почти семейные дела. Например, набор в Ирландскую республиканскую армию, как правило, происходил в пределах семей, где республиканские традиции передавались от дяди к племяннику или племяннице, от отца – к сыну, от деда – к внуку…

Но глобализация позволила аль-Каиде создать широкую сеть по принципу, похожему на франчайзинг: организация возникла в Африке в начале 1990-х годов, а теперь у нее есть центральное отделение, которое, предположительно, находится где-то в Белуджистане или на федеральной территории племен Северного Пакистана, но отделения аль-Каиды уже есть и на Аравийском полуострове – в Йемене, в Сахели и Сомали – в Африке, а также в Магрибе… Итак, кроме центральных структур под руководством Усамы бен Ладена и его заместителя аль-Завахири, существует целая сеть подгрупп, управляемых и вдохновляемых аль-Каидой – своеобразных «филиалов» организации.

Существует и третий уровень, на котором, предположительно, находится группа, осуществившая теракт в лондонском метро в 2005 году. Раньше полиция не знала о ее существовании, прямых связей с аль-Каидой эта группа не имела, но инспирирована она была именно этой организацией. Свое вдохновение и своеобразное ноу-хау группа нашла именно на веб-сайте аль-Каиды…

События 11 сентября – это типичная иллюстрация глобального характера современного терроризма: теракт финансировался из Азии, вербовка добровольцев и планирование происходили в Европе, главным образом, в Испании и Германии, а осуществили теракт, как известно, в Соединенных Штатах.

Глобализация, движение финансовых потоков и Интернет дают террористическим организациям возможность заниматься вербовкой далеко за пределами территорий их базирования. И это, между прочим, касается не только исламского или другого религиозного терроризма. Например, я считаю, что в последние годы одной из самых опасных организаций была Аум Синрике – японская культовая структура глобального масштаба. (Несколько лет тому назад они осуществили теракт в токийском метро с использованием зарина, что привело к гибели 11 человек.) В тот период организация насчитывала 60 000 членов, имела бюджет в миллиард долларов и активно пыталась завладеть оружием массового уничтожения.

Сейчас эксперты по вопросам терроризма ведут дебаты по поводу того, продолжает ли аль-Каида руководить операциями своей сети в глобальном масштабе, или действия США в Ираке и Афганистане в ответ на события 11 сентября привели к тому, что Усама бен Ладен уже ничего не контролирует, а лишь скрывается от американских самолетов-разведчиков, ведущих наблюдение над Пакистаном, в то время как структурные подразделения организации действуют в автономном режиме? Я не знаю ответа на этот вопрос. Среди экспертов нет единого мнения. Единственное, что нам известно – это то, что аль-Каида не исчезла. То, что после 11 сентября не было терактов подобного масштаба, не дает оснований считать, что террористические организации не вынашивают подобных планов.

Проблема еще и в том, что неудачи спецслужб становятся широко известными, а об успехах мало кто знает, поскольку службы безопасности по своей природе не склонны привлекать к себе внимание. Те, кто изучал вопросы терроризма, знают, что после 11 сентября аль-Каида планировала целую серию громких терактов. Я уже упоминал о намерении взорвать 7 авиалайнеров в 2006 году. Планировался также подрыв трубопровода подачи горючего в аэропорту Джона Кеннеди в 2007 году и масштабный теракт во Франкфуртском аэропорту в том же году.

Все эти планы были сорваны именно спецслужбами. Бывший директор военной разведки Великобритании (Эм-Ай 5) Стелла Римингтон регулярно давала интервью, в которых сообщала, что ее ведомство одновременно следит за 3000 британских граждан пакистанского происхождения, которые провели какое-то время в пакистанских лагерях для подготовки террористов, и одновременно ведет от 200 до 300 дел, связанных с террористическими намерениями. И это только в одной стране – Великобритании.

Все это не дает ни малейших оснований для самоуспокоения. В то же время мы становимся свидетелями развития терроризма нового типа – терроризма, цели которого значительно масштабнее тех, что были характерны для «старых» националистических группировок, боровшихся за освобождение определенной небольшой части мировой территории.

Аль-Каида, например, ставит перед собой не одну, а пять целей. Прежде всего (и тут я цитирую аль-Завахири, заместителя Усамы бен Ладена) – это «изгнание еврейского союза крестоносцев из мусульманских земель». То есть речь идет о радикальном обособлении исламского мира, мусульманских стран, от других государств. Это – процесс, по сути, противоположный глобализации.

Вторая цель – смещение коррумпированных правительств (таких как саудиты в Саудовской Аравии) во всем мусульманском мире. Введение шариата и возрождение халифата – единой исламской державы, которая прекратила свое существование с исчезновением Османской империи и, наконец, уничтожение того, что аль-Завахири называет «сионистским Израилем».

Все это дало некоторым экспертам основания выделить в отдельную категорию так называемый «националистический терроризм», с представителями которого можно вести переговоры. Он может не нравиться, мы, конечно, не одобряем его методы, но, по крайней мере, мы видим, что с преобразованием ИРА в политическую партию Шин Фейн достижение компромисса стало возможным. Можно дать террористам почувствовать себя частью общества, что и происходит сейчас в процессе примирения в Северной Ирландии, и тогда появляется перспектива разрешения конфликта. Это, в свою очередь, дало некоторым экспертам основания говорить о возникновении терроризма нового типа – «трансформационного» или «иррационального». Цели, которые ставят перед собой террористы этого типа, настолько абсурдны и нереальны, а изменения, которых они требуют, настолько радикальны, что это перечеркивает саму возможность переговоров или решения спорных вопросов политическими методами. И хотя я приводил примеры Менахема Бегина, Имона де Валери, Ясера Арафата и других, очень трудно представить, что Усама бен Ладен сможет когда-нибудь стать уважаемым государственным деятелем, руководителем государства.

Однако, не следует считать, что любое проявление терроризма связано с исламским экстремизмом или джихадом, хотя, безусловно, именно они привлекают наибольшее внимание. Роберт Пейп, один из ведущих американских экспертов в этой области, напоминает, что 50% самоубийственных терактов совершают не представители радикальных исламских, а других группировок, которых существует немало.

До недавнего времени одной из опаснейших организаций в мире было Движение тигров освобождения Тамил-Илама в Шри-Ланке; существовала РПК – Рабочая партия Курдистана, которая за долгие годы причинила немало горя Турции; существует также Господня армия сопротивления в Уганде, которая действует под христианскими лозунгами. То есть, существуют террористические движения, вдохновляемые разными религиями. Существует, например, Бригада мучеников аль-Аксы в Палестине, и много других. Следует также вспомнить организацию баскских сепаратистов ЕТА в Испании. Ее пример показывает, что даже в борьбе с националистическими организациями очень трудно одержать победу.

Как бы там ни было, тенденции малоутешительны: в 1993 году было зарегистрировано только 9 самоубийственных терактов, в 2005-м – 350, а в 2006-м – это последний год, по которому у меня есть статистика – около 250. То есть количество террористических нападений резко возрастает. С 1998 по 2006 в мире было зарегистрировано 24 187 терактов, в результате которых погибло почти 39 тысяч людей. Правда, если подсчитать среднее арифметическое, получится 1,6 жертвы на один теракт. То есть по количеству смертей большинство терактов не достигают масштабов 11 сентября. Следует также добавить, что подавляющее большинство террористических нападений происходит в конкретных странах, например, в Ираке, Афганистане, в Пакистане...

На основании этого некоторые специалисты по вопросам терроризма (сошлюсь опять-таки на американского эксперта Роберта Пейпа) делают вывод, что терроризм, как правило, проявляется на территориях, которые он называет «оккупированными», то есть там, где международные силы воспринимаются террористами как агрессоры, вторгшиеся на их территорию. Но даже если Роберт Пейп и прав, мы все равно имеем дело с глобальным явлением.

Итак, дамы и господа, что же такое терроризм? Это фундаментальный вопрос. Но общепринятого международного определения этого явления все еще нет, хотя мы и приблизились к нему. Многие люди до сих пор считают, что, как говорил Рональд Рейган, «тот, кто для кого-то террорист, для другого – борец за свободу». Именно этот аргумент использовал Ясир Арафат в своей речи перед Генеральной ассамблеей ООН в 1974 году.

Другие эксперты готовы относиться к терроризму, условно говоря, «с пониманием» в тех случаях, когда речь идет о людях, лишенных каких бы то ни было демократических правовых инструментов защиты. То есть терроризм – это плохо, когда речь идет о государствах, где существуют демократические способы защиты своей позиции, но его, так сказать, «можно понять», когда такие способы недоступны. Но я считаю, что если мы начнем разделять терроризм на «хороший» и «плохой», то очень скоро попадем впросак. Поэтому очень важно, чтобы наше осуждение распространялось на любые действия, при которых мишенью становятся невинные люди. Не случайными жертвами, а именно мишенью. Нельзя применять двойные стандарты, мол, мой терроризм хороший, а твой – плохой.

Любой терроризм заслуживает осуждения, и поэтому одинаково важно, чтобы, например, Израиль осуждал израильского террориста, стреляющего в палестинцев, так же, как и палестинского террориста, убивающего израильтян.

Во-первых, нам известно, что терроризм имеет, прежде всего, политические мотивы. Это не те действия, которые совершают просто в порыве ярости. Например, вооруженный человек проникает на военную базу США или в американскую школу, или еще куда-нибудь и начинает стрелять в людей. Здесь, наверняка, есть какой-то политический мотив, политическая цель, даже если эта цель неочевидна.

Во-вторых, объектом терактов являются, как правило, гражданские лица, а не военнослужащие, к примеру. Я не говорю, что военные не могут стать жертвами такого нападения, но терроризм как таковой, обычно, нацелен на мирное население, которое напрямую не задействовано в конфликте.

И третье. Это спорное утверждение, но я считаю, что терроризм всегда сопровождается насилием. Поэтому я не верю в существование кибер-терроризма. Я верю, что бывают кибер-диверсии и в следующем году в моем цикле будет лекция на эту тему. Я верю, что существует такое понятие как кибер-безопасность, но я считаю, что терроризм – это акт физического насилия, а не просто выключение какого-то прибора или несанкционированное проникновение в программу чужого компьютера.

Четвертое. Терроризм, как я уже говорил, это оружие слабых в борьбе с сильными. Поэтому я не считаю, что его целью является победа над врагом. Аль-Каида не может победить НАТО в Афганистане или Соединенные Штаты: просто разница в силах слишком велика. Террористы стремятся инспирировать сопротивление, как они его понимают, и послать определенный политический сигнал.

Пятое: теракт должен иметь символическое значение. Поэтому удары были нанесены по Международному торговому центру – символу западного капитализма, по Пентагону – символу американской мощи; эти цели были тщательно выбраны.

Следующее. Я думаю, терроризм следует рассматривать как негосударственную деятельность. Можно ли назвать террористическим то или иное государство? Нет. Государство может быть агрессивным. Например, фашистская Германия, безусловно, относилась к этой категории. Но террористы, как правило, действуют на негосударственном уровне. Они могут хотеть представлять собой государство, государство даже может их поддерживать, но действуют они, как правило, не на государственном уровне.

Некоторые террористические организации являются довольно мощными. Мы обычно представляем себе просто группу людей, возможности которых весьма ограничены. Но если взять, например, Тигров освобождения Тамил-Илама в Шри-Ланке, то эта организация имела в своем распоряжении танки, самолеты, артиллерию и могла менять свой формат, превращаясь из обычного боевого подразделения в террористическую организацию. Кстати, террористы-самоубийцы – это изобретение именно тамильских тигров, а не аль-Каиды или кого-нибудь еще.

И последнее. Когда речь идет об определении терроризма, следует заметить, что своими действиями террористы не стремятся апеллировать к противнику или, точнее, воздействовать на него. Они стремятся, прежде всего, мобилизовать свое сообщество. Так палестинские террористы часто перед совершением самоубийственного акта записывают свое обращение на видео. Это делается для того, чтобы вдохновить своих единомышленников, создать мотивацию, продемонстрировать, что организовывается акция сопротивления.

Словом, терроризм, используется скорее для мобилизации сторонников, чем для влияния на противников. И если мы намерены бороться с этим явлением, необходимо с самого начала четко понимать, чем оно является и чем не является.

Кто же такие террористы? Конечно, я не могу представить вам некий собирательный портрет типичного террориста, составленный, скажем, полицией. Такого портрета, наверное, вообще не существует. Но общий анализ позволяют выделить следующие характеристики. Это – неудовлетворенный человек, который весьма некомфортно чувствует себя в обществе. Например, в Британии такими людьми часто бывают иммигранты второго поколения, которые оторваны от культурных корней своей исторической родины, так как родились в Соединенном Королевстве, но и в британское общество они не смогли интегрироваться в полной мере, поэтому чувствуют себя маргиналами.

Часто они прибегают к террору, чтобы прославиться, стать известными, сделать нечто, что наполнит их жизнь смыслом. То есть, чтобы общество их запомнило. Во-вторых, известно, что люди не становятся террористами ни с того ни с сего. Как правило, существует определенная группа, которая постепенно стимулирует и поддерживает склонность человека к террористическим действиям.

Часто идеологическая обработка, обучение и подготовка требуют довольно длительного времени. Должна существовать, как я говорил, определенная политическая идея – некая «легитимизирующая» идеология. Как показывают исследования, террористы, как правило, воспринимают действительность в черно-белых красках. Это вовсе не означает, что они глупы. Отнюдь. Те, кто осуществил теракты 11 сентября, имели степени магистров технических наук. Многие из них, почти все, принадлежали к среднему классу Саудовской Аравии или Египта, но их представление о том, кто прав, кто неправ, были исключительно черно-белыми. Они были убеждены, что их видение мира является единственно правильным.

Следующим фактором является жажда мести. Все интервью с террористами явно доказывают: эти люди считают, что они защищаются, ведь на них оказывают давление: Америка оккупирует их земли, их унижают, они – пострадавшая сторона, они – жертва. Соответственно, террористические действия – это желание мести, стремление показать, что это не что иное, как ответный удар.

Однако, некоторые организации, например, аль-Каида, в отличие от националистических группировок «старой формации», таких как ИРА, ЭТА, паразитируют на чужих идеях. У аль-Каиды, например, нет собственного политического проекта как такового, она лишь спекулирует на чужих идеях, чтобы нагнетать страсти в мировом масштабе. Поэтому они говорят то о Гуантанамо и возмущаются тем, как там обращаются с мусульманами (собственно говоря, это уже в прошлом); то о тюрьме Абу-Грейб, как это было несколько лет назад в Ираке; то о палестинской проблеме или о том, что введенные во времена Саддама Хусейна санкции ООН против Ирака якобы стоили жизни полумиллиону иракских детей. Или поднимают проблему «сопутствующих потерь», как мы это называем, то есть проблему жертв среди гражданского населения, например, в результате воздушных ударов НАТО в Афганистане. Словом, они подхватывают любую идею, которая может усилить конфронтацию между мусульманским сообществом и остальным миром – спекулируют на чувствах. Собственной политической платформы у них нет, но они пытаются использовать любую возможность, чтобы обострить противостояние.

Можно ли победить терроризм? Непростой вопрос! Уроки истории дают, скорее, отрицательный ответ и указывают на то, что это явление, очевидно, будет существовать всегда. Даже когда нам кажется, что мы победили его, терроризм опять поднимает голову и наносит новый сокрушительный удар. Так в Великобритании, где-то год тому назад все были переполнены оптимизмом по поводу мирного процесса в Северной Ирландии.

Бывшие члены ИРА – Джерри Адамс, Мартин Мак-Гиннес – теперь члены правительства. Но, несмотря на примирение, несколько месяцев назад группа республиканцев застрелила британского полицейского недалеко от его казармы. В Белфасте, возле здания парламента, несколько недель назад был обнаружен автомобиль со взрывчаткой. Слава богу, бомба не взорвалась…

То есть всегда находится какая-то группа, которая откололась от предыдущей структуры и продолжает сопротивление. Так после Ирландской республиканской армии появилась Временная ИРА, потом так называемая Настоящая ИРА, и так далее… То же самое в Испании. Вы знаете, что на протяжении многих лет эта страна прилагала колоссальные усилия, пока, наконец, не удалось создать децентрализованную, федеральную структуру. В результате баски получили больше автономии, чем многие провинции в других странах Европейского Союза. Их язык уважают и так далее, но, похоже, всех этих попыток примирения недостаточно, чтобы покончить с остатками террористических элементов. Поэтому мы должны быть начеку.

Даже когда кто-то провозглашает военную победу над террористами – например, Шри Ланка последние два месяца уверяет, что Организацию тигров освобождения Тамил-Илама удалось победить военными средствами – хочется сказать: «Возможно, вы и одержали (или думаете, что одержали) военную победу, но если вы не сделаете следующий шаг, не протянете руку тамилам, чтобы интегрировать их в политическую жизнь общества, то через несколько лет группа, которую вы считаете побежденной, может снова дать о себе знать». И если рассматривать так называемую «теорию силового сдерживания», то нам, прежде всего, необходим сбалансированный подход.

Эксперты называют «теорией силового сдерживания» или «стратегическим сдерживанием» такой подход, который, с одной стороны, предусматривает жесткое преследование: то есть необходимо сделать так, чтобы земля горела под ногами террористов, не давать им опомниться. Задерживать, арестовывать, словом, делать то, что сегодня делают США по отношению к аль-Каиде на границе между Афганистаном и Пакистаном. Но если вы хотите достичь успеха, необходимо также прилагать усилия, чтобы ослабить поддержку, которой террористы пользуются как на местном, так и на международном уровне.

Несколько лет назад Великобритания добилась определенного прогресса в решении проблемы ИРА, когда нам удалось убедить администрацию США в необходимости более жестких мер, чтобы пресечь вывоз оружия из страны и сбор средств для ирландских организаций, чем активно занимались сторонники ирландских националистов в Америке. Так что здесь необходим комплексный подход.

Итак, как же все-таки можно победить терроризм или хотя бы добиться, чтобы это явление не представляло стратегической угрозы?

Я считаю, что, прежде всего, нужно ставить перед собой обоснованные, достижимые цели. Муссолини в свое время объявил войну мухам. Хочу спросить тех из вас, кто бывал в Италии летом: вы видели там мух? Видели. Так что войну с мухами Муссолини проиграл. Цель его была благородной, но недостижимой…

Таким образом, заявлять, как это некоторые делали после 11 сентября, что их цель – это искоренение зла во всем мире, провозглашать глобальную войну против зла, против терроризма – все это абстракция. Невозможно вести войну с абстракцией. Можно сделать целью победу над отдельными террористическими группами, прекратить их деятельность, но невозможно победить терроризм как явление. Нужно ставить обоснованные, достижимые цели. Нужно отличать стратегический успех от тактического. Администрация президента Буша, например, приблизительно за год достигла поразительных успехов в задержании и даже в устранении со сцены (если тут уместно это слово) тех, кто был причастен к терактам 11 сентября: за год было задержано 25% тех, кто стоял за этими терактами. Это неплохо. Но, как писал в служебной записке Дон Рамсфельд, «если методы, применяемые США, приводят к тому, что все больше добровольцев пополняют ряды террористов, если на одного арестованного приходится 5 вновь завербованных, можно ли считать наши усилия успешными в долгосрочной перспективе?»

Поэтому, когда мы имеем дело с терроризмом, очень важно проанализировать, что действительно важно, а что просто впечатляюще выглядит в телевизионных новостях. Нужно ставить только оправданные цели. Нужно быть готовым к тому, что иногда придется делать то, что вам, возможно, не очень нравится. Например, амнистировать террористов, которых еще можно изменить и сделать из них «нормальных» граждан. Саудовская Аравия, например, вложила в это немало сил и средств. Конечно, закоренелые террористы должны сидеть за решеткой. Это очевидно. Но невозможно окончательно победить террористическое движение, если вы не в состоянии повлиять на позицию большинства его сторонников или кооптировать их политическими методами, ради урегулирования ситуации.

В этом контексте мы также должны неизменно действовать в соответствии с нашими ценностями и принципами. Бенджамин Франклин в свое время сказал: “Тот, кто готов пожертвовать свободой ради безопасности, не заслуживает ни свободы, ни безопасности”. Думаю, он был прав. Что действительно сильно играет на руку террористам, так это аргумент о «двойных стандартах». Они говорят, что мы защищаем жизнь своих граждан, но пренебрегаем жизнью мусульман, например, в зоне вооруженных конфликтов… Что мы подсчитываем, сколько людей погибло с нашей стороны, а жертвы с их стороны не считаем, как будто ценность человеческой жизни не всегда одинакова.

И мы должны быть очень осторожны, чтобы не давать в руки террористам этот пропагандистский козырь собственными недемократическими действиями.

Много споров велось относительно тюрьмы Абу Грейб и нелегитимной экстрадиции заключенных; развернулась бурная дискуссия по поводу методов, которые можно применять при допросе подозреваемых и так далее. И тут наши успехи нужно оценивать только в сравнении с отрицательными последствиями. Я думаю, это и было одной из причин того, что президент Обама в свой первый день на этом посту принял решение о закрытии тюрьмы в Гуантанамо и сейчас (хоть это и вызывает серьезные споры в стране), он настаивает, чтобы террористов судили в американских гражданских судах общей юрисдикции. Ведь тех, кто совершил нападение на Международный торговый центр в 1993 году (возможно, некоторые из вас слишком молоды, чтобы помнить это, но в 93-м году, за 8 лет до известных событий 11 сентября, по зданию Международного торгового центра тоже был нанесен удар), так вот – виновников тех событий судили в обычном суде. Значит, это возможно.

Вывод: мы должны действовать в соответствии с нашими принципами и ценностями! К тому же необходимо знать своего врага. Многие привыкли считать террористов сумасшедшими, психопатами, у которых, якобы, нет никаких рациональных причин быть террористами. Мне нравится, что по этому поводу писал Достоевский. Я вообще считаю, что у Достоевского – величайшего русского писателя – можно многому научиться. Возможно, вы читали его «Записки из подполья», там есть фраза, которая всю жизнь поражает меня: «Проще всего осудить злодея, сложнее всего его понять».

Террористы верят, что у них есть рациональная причина, оправдывающая их действия. И мы должны понять это, если хотим достичь успеха в борьбе с организованным терроризмом. И тут одним из способов является внедрение в эти организации. Великобритания провела очень удачную операцию по внедрению в ИРА. В результате 70% запланированных этой организацией терактов были отменены, поскольку в ИРА знали, что в их структуре действуют агенты британской разведки.

Нужно внимательно следить за ситуацией в тюрьмах. У нас есть доказательства, что многие террористы были завербованы именно в тюрьмах. Места лишения свободы являются университетами не только организованной преступности, но и терроризма. Джон Уокер Линд – австралиец – завербованный в Афганистане; Хосе Падилла, арестованный по подозрению в подготовке теракта с применением радиологической (так называемой «грязной») бомбы, завербован в Чикаго; Ричард Рид, тот, что прятал взрывчатку в ботинке, помните? – Всех их завербовали именно в тюрьме!

Очень важно внедриться в действующие террористические сети интеллектуально, а не просто стремиться уничтожить их. Кое-кто даже считает, что мы должны вступать в переговоры с террористами. – Например, Луиза Ричардсон, ректор университета Сент-Эндрюс, известный американский эксперт по вопросам терроризма, считает, что переговоры – это один из эффективных способов сбора оперативной информации о террористических организациях, поскольку это позволяет лучше понять не только их сильные и слабые стороны, но и их внутренние противоречия.

Необходимо отделить террористов от близких социальных групп. Это о партизанах Мао Цзедун говорил, что в своей борьбе они чувствуют себя «как рыба в море», а террористам, чтобы успешно действовать, нужна широкая поддержка – целая сеть активных и пассивных сторонников, явок, схем отмывания денег и тому подобного. Поэтому очень важно, чтобы, например, представители умеренной части мусульманского сообщества открыто выступали против терроризма и объясняли другим, что террористы не являются легитимными представителями этого сообщества. И когда об этом говорит, скажем, настоятель мечети в Лондоне, это звучит гораздо убедительнее, чем если бы об этом говорил христианин, индуист или представитель британского правительства. Необходимо отделять террористов от их сообществ. Также необходимо (я уже заканчиваю) привлечь и других к сотрудничеству с нами в борьбе с терроризмом. Это не та задача, с которой мы можем справиться самостоятельно. Международное сотрудничество абсолютно необходимо. Например, в обмене информацией. Возьмем, к примеру, шенгенское соглашение Европейского Союза. У вас, наверное, оно, прежде всего, ассоциируется с возможностью беспрепятственно пересечь ночью границу между Бельгией и Нидерландами на скорости 200 километров в час…Или с возможностью пересекать границу без паспорта…

Но в контексте безопасности Шенген – это, прежде всего, высокий уровень обмена информацией, объединенная компьютерная сеть служб разведки и полиции стран Европейского Союза. В ЕС существует единая форма ордера на арест, что значительно облегчает выполнение формальностей. Когда-то было почти невозможно, например, экстрадировать французского террориста с территории Британии, из-за сложности и различия процедур. К счастью, теперь все по-другому: существуют унифицированный ордер на арест, соглашения об экстрадиции; возможность совместно отслеживать финансовые потоки и предотвращать отмывание денег, контролировать движение транспорта и так далее. Словом, международное сотрудничество жизненно необходимо.

В завершение хочу добавить, что главный вывод можно сформулировать словами лозунга с британского плаката времен второй мировой: «Сохраняйте спокойствие и держитесь!» Такой плакат был в Британии в каждом бомбоубежище в период так называемого «блица», во время Второй мировой войны. С поправкой на современную ситуацию этот призыв можно перефразировать так: «Наберитесь терпения и не забывайте о главном!»

Выдающийся британский обозреватель Майкл Говард в свое время сказал: «Ведение войны против терроризма требует секретности, интеллекта, политической прозорливости, спокойного, но жесткого подхода и бесконечного терпения». Быстрых решений тут быть не может.

К тому же все познается в сравнении. Каждый год в дорожных авариях гибнет 17 тысяч американцев, что значительно превышает количество жертв террористических нападений. Поэтому все нужно анализировать в соответствующем контексте.

Ну и еще одно. Почему вырос уровень преступности? Да просто сегодня больше того, что можно украсть. Раньше не было мобильных телефонов, скоростных автомобилей, лэптопов, цифровых фотоаппаратов… Общество потребления означает, что появилось больше вещей, которые можно украсть. И, как я уже говорил, появилось также больше объектов для возможных террористических нападений. Это и в дальнейшем будет привлекать представителей определенных экстремистских групп. Необходимо повышать уровень стойкости и защищенности общества: иметь резервные линии электропередач, запасные транспортные сети; улучшать координацию между службами реагирования на чрезвычайные ситуации, чтобы возможные теракты не приводили к сбою в работе систем жизнеобеспечения, как это случилось в Нью-Йорке, когда после 11 сентября банковская система и финансовые учреждения Уолл-стрит были парализованы на протяжении шести дней. Чем скорее мы сможем доказать свою способность эффективно реагировать на теракты, тем меньше у террористов будет оснований надеяться, что их планы дадут желаемый результат.

Но главное – и именно этим я хочу закончить лекцию – это сосредоточить внимание на самой большой угрозе, на возможности приобретения террористами оружия массового уничтожения. Пока что в терактах использовались самолеты и даже ножницы для резки картона. Это относительно простые средства. От ударов такого рода, какими громкими они ни были бы, мы еще можем оправиться. Куда сложнее будет оправиться после удара с применением радиологического, биологического или ядерного оружия. И хотя я не хотел бы в завершение лекции пугать вас или говорить, что это вот-вот случится, но наше отношение к такой угрозе должно быть предельно серьезным, поскольку возможные последствия могут быть катастрофическими.

Есть факты, указывающие на то, что аль-Каида делала попытки получить высокообогащенный уран. В 1992 году Осама бен Ладен пытался закупать его килограммами в Южной Африке… В конце 90-х аль-Каида вела переговоры с пакистанскими учеными, работавшими над ядерной программой.

Корпорация РАНД – аналитический центр западных спецслужб – подсчитала, что со времен падения Берлинской стены, то есть за последние 20 лет, было украдено и незаконно переправлено около 43 килограммов урана, и хотя значительная часть была изъята в ходе оперативных мероприятий, никто не знает, сколько еще осталось, а для изготовления ядерной бомбы достаточно и трети того, что было украдено.

Известно, что аль-Каида пытается получить и соответствующее ноу-хау. Например, в Афганистане, в Дарунте, у них был тренировочный лагерь, где ставили опыты на собаках: изучали силу действия химического оружия. Известно также (это к теме глобализации), что они нанимали ученых – докторов наук, компьютерных хакеров с научной степенью…То есть, как я уже говорил, не верьте, что фанатики появляются исключительно в необразованных слоях населения. Отнюдь.

Одним из явлений, которые вызывают сегодня особое беспокойство, является распространение биотехнологий в частном секторе; это – одна из бурно развивающихся областей науки. Даже государственные исследовательские организации все больше внимания уделяют изучению патогенов; ведется огромное количество исследований в области изучения заболеваний, эпидемий – таких как атипичная пневмония, птичий грипп и прочие.

Вспомним, как в 2001 году сотрудник одной из американских лабораторий вынес биоматериал, зараженный сибирской язвой, и использовал его при осуществлении теракта. То есть достаточно, допустим, чтобы какой-то недовольный сотрудник, имеющий доступ к соответствующим биотехнологиям, со зла передал их террористической организации, и в ее распоряжении довольно скоро может появиться оружие массового уничтожения. По сути, даже тиодигликоль (извините, если я неправильно произношу это слово – я не химик), так вот, даже тиодигликоль, который используется в производстве пасты для шариковых ручек, может, в достаточном количестве, стать мощным химическим оружием.

Короче говоря, поскольку предотвратить все теракты невозможно, поскольку невозможно заранее знать все планы террористов, мы должны сосредоточиться на угрозе, которая потенциально может стать самой большой катастрофой. Речь идет о том, на что в свое время указывал – и вполне обоснованно – Джордж Буш младший: что произойдет, если «самое плохое оружие попадет в руки самых плохих людей»? Не хочу никого пугать, но необходимо помнить, что у террористических организаций есть особенности, которые значительно усложняют борьбу с ними. Об этом очень метко сказали представители ИРА после попытки взорвать Маргарет Тетчер. (Кое-кто в задних рядах кивает. Значит, это люди почти моего поколения. А другие, я вижу, недоумевают…)

Так вот. В 1980 году, на конференции Консервативной партии в Брайтоне, ИРА совершила взрыв, с целью покушения на жизнь Маргарет Тетчер. Маргарет Тетчер они не взорвали, но ранили немало членов партии консерваторов. После теракта члены ИРА позвонили и довольно цинично заявили, что вам, дескать, необходимо добиваться успеха все время, чтобы остановить нас, а нам достаточно достичь своей цели хотя бы однажды.

Так что это – ассиметричная угроза: мы должны сохранять бдительность все время, не спать 24 часа в сутки, объединять усилия разведслужб, обеспечивать взаимодействие внутренней разведки с внешней и с полицией, межгосударственное сотрудничество спецслужб… А террористы тем временем могут делать одну неудачную попытку за другой. Им достаточно, чтобы один раз повезло, и можно считать цель достигнутой. То есть эта ассиметрия означает, что у всех «недовольных мира сего» и впредь будет соблазн совершать теракты, поэтому лучшее, что мы можем сделать – это сдерживать терроризм, а не рассчитывать на полную и окончательную победу над ним.

Большое спасибо. А теперь я готов ответить на ваши вопросы, если они у вас есть.

-- Вы много говорили об ассиметричных угрозах и борьбе, которую ведут с ними спецслужбы и полиция. Какова, по-вашему, роль НАТО в борьбе с ассиметричными угрозами?

-- Хорошо, что вы задали этот вопрос. Я работаю в НАТО и должен был бы остановиться на роли этой организации, но понял, что не хватит времени. Так что я вам очень благодарен. Уверяю вас, что этот вопрос не был специально заготовлен. Деньги за него этой девушке никто не платил, так что спасибо еще раз.

Думаю, что роль НАТО в борьбе с терроризмом не очень значительна. И я говорю это без всякого ощущения вины или неловкости. Я не считаю, что Альянс должен доказывать целесообразность своего существования способностью играть главную роль во всех областях, связанных с безопасностью – таких как изменение климата, распространение оружия, кибер-защита и всех прочих.

Безусловно, существуют определенные проблемы, для решения которых у НАТО есть больше возможностей, чем у других. В своем выступлении я сказал, что терроризм – это вопрос, которым должны заниматься, прежде всего, спецслужбы. Они проводят специальные мероприятия, предотвращают теракты, обмениваются оперативной информацией… Полиция ведет наблюдение за подозреваемыми… Даже министерства внутренних дел играют свою роль. Они борются с проявлениями радикализации, занимаются перевоспитанием, выполняют программы социальной адаптации, работают – как, например, в моей стране – с умеренными мусульманскими организациями, стремясь убедить их распространять идеи ненасилия, толерантности и межэтнического согласия. Я считаю, что в данном контексте такие вещи важнее, чем военная роль Альянса.

В то же время есть вопросы, которые больше соответствуют возможностям НАТО, то есть задачи, которые Альянс решает и может решать еще лучше, чем сейчас. Одним из примеров, который вы и другие сотрудники НАТО можете использовать как аргумент, является наша работа в Афганистане. Содействуя созданию жизнеспособного государства и действенных правительственных структур, мы надеемся, что это сделает невозможным возвращение аль-Каиды и экстремистов Талибана. Я говорю «экстремистов Талибана», поскольку надеюсь, что более умеренных талибов можно будет привлечь к политическому урегулированию ситуации в Афганистане.

Единственное, чего никто из нас, я думаю, не хотел бы, так это чтобы НАТО оставило Афганистан, и он снова превратился бы в недееспособное государство – в черную дыру, в которой снова появились бы тренировочные лагеря для террористов, как это было до 11 сентября. Так что мы имеем основания утверждать, что подобного рода деятельность, способствующая становлению государства, является составляющей международной борьбы с терроризмом. Нельзя сидеть, сложа руки, и ждать, когда на тебя нападут. Возникновение терроризма необходимо пресекать на корню, где это возможно. Иными словами, мы не можем позволить, чтобы существовали места, где террористы могли бы найти себе укрытие – это последнее, что нам нужно.

Следующее, что, как мне кажется, может обеспечивать Альянс – это патрулирование морского пространства. Сейчас серьезную тревогу вызывает угроза использования террористами морских путей, прежде всего для транспортировки оружия массового уничтожения: химического, радиологического и биологического оружия, ракетных компонентов или даже для перевозки террористов. Поэтому с 2000 года мы проводим в Средиземном море операцию «Активные усилия», в которой участвует даже Россия, то есть не только члены Альянса. В ходе операции мы осуществляем контроль над морскими перевозками, проверяем, не используют ли корабли для целей, которые потенциально могут быть связаны с террористической деятельностью.

Что касается пиратов, то я их не считаю террористами. У террористов политические мотивы, а у пиратов – коммерческие. Пираты руководствуются не идеологией, а перспективой получить выкуп, скажем, в 2 миллиона долларов и, вернувшись домой, купить себе дом или автомобиль-внедорожник...

Как бы там ни было, но мы все заинтересованы, чтобы правопорядок поддерживался как на суше, так и на море. Еще, я думаю, Альянс мог бы внести свой вклад в создание многонациональных сил специального назначения, которые, скажем, предотвращали бы, террористические нападения на коммерческие суда. Были случаи, когда таким нападениям подвергались нефтетанкеры. Например, несколько лет назад в Персидском заливе было совершено нападение на французский танкер. Террористы также совершили попытку взорвать нефтеперерабатывающий завод в городе Абкайк, в Саудовской Аравии. Это, правда, было на суше, но тем не менее…

Поэтому защита инфраструктуры жизнеобеспечения, которая включает и такие масштабные объекты как НПЗ (нефтеперерабатывающие заводы), требует развития международной системы сотрудничества и подготовки. Так что НАТО может сделать немало…

И еще один вопрос, хотя это больше касается темы распространения оружия массового уничтожения. Если террористы применят биологическое оружие, сможем ли мы сразу узнать об этом? – Нет, не сможем.

Когда применяется химическое оружие, это сразу становится очевидным. Когда в 1915 году против несчастных британских солдат в окопах Первой мировой был использован горчичный газ, они сразу знали, что это – газовая атака.

А с биологическим оружием все по-другому. Допустим, я – террорист и использовал против вас бактерию лихорадки Ку. Шесть недель вы будете думать, что у вас просто грипп. И только через шесть недель человек может начать догадываться, что болен чем-то худшим. Поэтому необходимо проводить военно-медицинские наблюдения, чтобы точно знать, не применялось ли биологическое оружие и, при необходимости, сразу же начинать массовую вакцинацию и другие необходимые мероприятия. Как, например, в случае с антраксом (сибирской язвой).

НАТО уже многое делает в этой области, и наш опыт может быть использован гражданскими органами власти для реагирования на чрезвычайные ситуации. Особенно на те, что связаны с применением биологического оружия, попади оно в руки террористов. Но не будем претендовать в решении этих вопросов на такую же важную роль, как спецслужбы или полиция, поскольку, бесспорно, именно они находятся на переднем крае этой борьбы.

Прошу вас.

-- Вы сказали, что не бывает государств-террористов. А к какой категории вы относите страны, которыми руководят террористические группировки? И второе. Это, скорее, ремарка, а не вопрос. Я из Израиля и могу сказать, что больше всего, наверное, борьбу с терроризмом усложняет именно общественное восприятие. Когда речь идет о любой другой проблеме, допустим, о глобальном потеплении или авариях на дорогах, и правительство или международное сообщество хотят что-то сделать для решения этих проблем, они вполне могут осуществить свои планы. Но если дело касается терроризма, общественность воспринимает это настолько эмоционально, что это усложняет практические меры. Если речь заходит о заключении террориста или о чем-то подобном, что действительно могло бы способствовать решению проблемы, общественность может просто не позволить это сделать. Поэтому бороться с терроризмом гораздо сложнее, чем, допустим, решать проблемы экологии или безопасности дорожного движения.

-- Я понимаю. Ничто не вызывает такого гнева как преднамеренное убийство невинных мирных граждан, например молодых людей, как это было в Тель-Авиве. Помните? Группа палестинцев устроила взрыв в дискотеке, где было много молодежи, в возрасте около 18 лет, может, чуть моложе, чем вы. Они погибли…

Это вызвало возмущение и, как следствие, желание нанести ответный удар, желание отомстить. Помните, как сказано в Библии: «око за око, зуб за зуб». Я не утверждаю, что страна не имеет никакого права на возмездие. Например, после 11 сентября 2001 года, когда выяснилось, что теракты исходили из Афганистана, Организация Объединенных Наций четко заявила, что Соединенные Штаты имеют право нанести удар по Талибану в Афганистане.

Никто не оспаривал это решение, но в то же время, я считаю, нам тут нужно быть очень осторожными, поскольку террористы только и ждут чрезмерной реакции. Теракты намеренно планируются с расчетом на бурную реакцию, которая потом, естественно, поможет вербовать новых добровольцев. Будем откровенны – и я говорю это как друг Израиля – ведь никто не отрицает, что «Хезболла» появилась после вторжения Израиля в Ливан в 1982 году. И опять-таки – считать ли это движением сопротивления?

Поэтому лично я поддерживаю ту линию поведения, которую выбрал Тони Блэр после теракта в июле 2005-го. Во время заседания Большой восьмерки в отеле «Глениглз» в Шотландии он выступил по телевидению с очень взвешенной и сдержанной речью. Он не провозглашал «глобальную войну против терроризма» -- не обещал больше, чем мог сделать. Он говорил о стойкости духа британцев, о том, что мы будем преследовать террористов. Он воздал должное работникам спецслужб за их мужество, словом, сделал все, чтобы не играть на руку террористам призывами к немедленной мести и не провоцировать реакцию, на которую они рассчитывали.

Поэтому лично я считаю, что лучше всего действовать так, как в свое время сказал Тедди Рузвельт – «говори тихо, но держи в руках большую дубинку». То есть преследовать их необходимо, но делать это нужно очень эффективно.

Вы все видели фильм «Мюнхен». Там очень хорошо показано, сколько усилий приложил Израиль, чтобы схватить тех, кто жестоко расправился с олимпийской сборной Израиля, помните, в Мюнхене, в 1972 году?

Так что бороться с ними нужно, но без высокопарных речей, не называя это «столкновением цивилизаций» или «глобальной войной», потому что террористам нравится, когда их считают воинами. Усама бен Ладен не считает себя террористом, он видит себя благородным воином – как Салах ад-Дин, как великие герои давних времен. И когда мы употребляем их определения – «джихад, война, противостояние цивилизаций» -- это не что иное, как победа их пропаганды, их идеи начинают выглядеть благородными. Именно этого они и добиваются.

Понятно, что террористов необходимо арестовывать, я также понимаю необходимость нанесения ответных ударов. Но, как я уже сказал, желательно поменьше об этом говорить и действовать как можно эффективнее.

Прошу вас.

-- Мой вопрос касается Афганистана в контексте терроризма. Недавно Джим Джонсон – представитель администрации Соединенных Штатов сказал в телевизионном интервью, что сегодня в Афганистане действуют менее с100 боевиков аль-Каиды. Другие известные политики США, такие как Джон Маккейн, утверждают, что сейчас аль-Каида значительно слабее, чем 10 лет назад.

Вы несколько раз подчеркнули, что целью террористов является мобилизация своих сторонников. Но если организация становится малочисленной, ей требуется еще больше новых добровольцев. Не считаете ли вы, что именно поэтому угроза новых терактов сегодня еще больше, чем раньше?

-- Я считаю, что аль-Каида сейчас слабее, чем прежде. Это касается ее основной структуры – центрального органа. Эта структура – слабее, чем была до 11 сентября, это бесспорно. Соединенным Штатам удалось… какое бы тут слово подобрать… уничтожить (будем называть вещи своими именами) около 400 боевиков аль-Каиды на территориях пакистанских племен. (Правда, точной статистики у нас нет, мы используем оперативную информацию и другие подобные источники…)

А это значит, что Усама бен Ладен вынужден постоянно скрываться и менять местонахождение, чтобы избежать ареста. У них почти нет времени, чтобы планировать новые теракты. Держать аль-Каиду под постоянным давлением, вынуждать их постоянно находиться в бегах – это, я думаю, важный элемент защиты от этой организации.

Но тут важно не мыслить категориями вчерашнего дня. В сегодняшней лекции я старался показать, как изменилась аль-Каида после 2001 года. Из единой централизованной организации, похожей на типичную бизнес-компанию, с четкой иерархией и тысячами членов (и все это в одном месте – в Афганистане) она превратилась в своеобразную сеть филиалов, действующих по принципу франчайзинга – получают право на использование «торговой марки», если хотите, то есть идеологии, а через Интернет получают практические советы, что-то вроде «самоучителя для террориста».

Небольшие группировки появляются как грибы после дождя, поэтому полиции трудно их отслеживать. Сейчас существует несколько аль-Каид – где-то 6 или 7. До недавнего времени в Ираке тоже существовала аль-Каида, пока американские военные не уничтожили ее лидера аль-Заркави. Если вы последнее время следили за действиями аль-Каиды в Саудовской Аравии, вы, наверное, поняли, что они могут действовать далеко за пределами Пакистана.

Мы имеем дело с организацией, способной быстро адаптироваться к новым условиям. Как только их лишают какой-то одной возможности, они сразу находят другую. То же самое и с терактами. Как только авиалинии ужесточили правила безопасности, террористы стали присматриваться к контейнерным перевозкам, к банкам, обратили внимание на интересы западных стран, на их граждан… Не удается организовать теракт в Соединенных Штатах – нацеливаются на американских граждан за пределами страны и так далее…

Учитывая такую способность этой организации к быстрым мутациям и метаморфозам, мы должны проявлять гибкость и оперативность, чтобы не гоняться за призраками прошлого, а бороться с организациями, которые реально действуют сегодня.

Действительно, сегодня присутствие аль-Каиды в Афганистане уже не так ощутимо, поскольку они могут найти убежище только по другую сторону границы – в Пакистане. К счастью, уже немногие могут воспользоваться этим убежищем, так как в последнее время пакистанская армия стала активно действовать на территории племен и наносить удары по базам террористов. Но пока у них будет возможность там скрываться, они в любое время смогут быстро возвратиться в Афганистан. Так что, как кто-то сказал, «отсутствие доказательств не является доказательством отсутствия». Что-то в этом роде...

То есть пока сохраняется потенциальная угроза быстрого возвращения боевиков аль-Каиды в Афганистан, нельзя утверждать, что проблема окончательно решена.

-- Хотелось бы, чтобы вы кратко прокомментировали один вопрос: не хочу перебирать время. Но прежде позвольте поблагодарить Вас за еще одну прекрасную лекцию. Хотелось бы услышать ваше мнение по поводу нового кодекса джихада, разработанного в ливийской тюрьме строгого режима, где содержатся так называемые «перевоспитанные» террористы. Вы слышали что-нибудь об этом на БиБиСи за последние 15 дней?

-- Нет, признаюсь, не слышал. Но ситуация в регионе дает определенные основания для оптимизма. «Джихадистов», как они себя называют, иногда действительно можно перевоспитать, применяя соответствующие образовательно-исправительные программы. У меня нет достоверной статистики, но известно, что Саудовская Аравия серьёзно работает над этим. Там достаточно жестко преследуют террористов, но в то же время уделяют много внимания их образованию и перевоспитанию.

Саудовская Аравия утверждает, что половину заключенных террористов освободили, и что после применения образовательно-исправительных мер только 1% из них вернулись к, так сказать, радикализму. Не знаю. Это действительно выглядит как поразительный результат, но тут, наверное, нужно рассматривать ситуацию за более длительный период. Один из вопросов, на который все хотели бы найти ответ, это вопрос о причинах радикализации.

В то же время хотелось бы знать: как обеспечить де-радикализацию? Как в случае с наркоманом: как заставить его отказаться от наркотиков? Чтобы у него не возникало желания вернуться к старым привычкам. Тут, мне кажется, есть один абсолютно очевидный аспект. Я дам вам только общий ответ, который заключается в том, что существует явная взаимосвязь между развитием экономики, наличием рабочих мест и терроризмом. Конечно, я не настолько наивен, чтобы считать, что Усама бен Ладен стал террористом из-за бедности. Он очень состоятельный человек и довольно долго за собственный счет финансировал не только аль-Каиду, но и весь Афганистан. Среди лидеров террористов вообще есть много представителей среднего класса, из культурных и образованных семей. Это факт. Но среди рядовых бойцов (как в случае с Талибаном) есть немало тех, кто присоединился к террористам под давлением своих семей. Потому, что там больше платят, чем, допустим, в афганской полиции. Или просто потому, что другой работы вообще не было…

Приведу некоторые цифры, которые я не успел упомянуть во время лекции: в 1985 году население арабских стран составляло 187 миллионов. Сегодня оно достигло 280 миллионов. Подсчитано, что до 2020 года, то есть всего через 10 лет, оно будет насчитывать 410 миллионов. То есть возрастет почти вдвое. А всего через 30 лет – возрастет больше, чем в два раза. К тому же 40% этого населения будут составлять люди до 14 лет. То есть практически половина населения будет состоять из молодежи до 18 – 20 лет.

По статистике Мирового Банка сегодня 15 миллионов молодых людей в арабских странах не имеют работы. До конца следующего десятилетия их количество достигнет 35 миллионов и, теоретически, площадь этих стран должна бы увеличиваться хотя бы на несколько процентов в год, чтобы вобрать эту массу молодых безработных. А если верить в так называемый «фактор тестостерона», то на фоне общего недовольства молодежи ситуация может действительно стать взрывоопасной. Так что я вижу прямую связь между экономическим развитием (включая занятость, возможность создать семью, нормально ее обеспечивать и тому подобное) и перспективой преодоления радикализма.

Я не утверждаю, что, создав совершенное общество, мы избавимся от террористов. Например, в 1970-х Германия была процветающим государством. Но ведь была и группа Баадер-Майнхофф со своей «Фракцией Красной Армии», были и недовольные студенты левого крыла, совершавшие теракты, но если говорить о массовых террористических движениях, то экономическое развитие и сокращение безработицы значительно усложняют вербовку новых добровольцев. Это все, что я могу сказать, отвечая на ваш вопрос.

Дамы и господа, искренне вам благодарен. Еще раз спасибо, что пришли. Тем из вас, кто придет на следующей неделе (а таких может быть немного, учитывая каникулы), хочу сказать, что темой следующей лекции будет энергетическая безопасность. Погода сейчас довольно теплая, поэтому этот вопрос, возможно, вас не очень волнует, но если вдруг похолодает, он может вас заинтересовать. Так что, если вы еще будете здесь, пожалуйста, приходите на следующей неделе.

Спасибо.