Семнадцать лет назад, в 1952 году я обедал с сэром Уинстоном и леди Черчилль на Даунинг-стрит. Была среда, день представления бюджета, и премьер-министр должен был вскоре после обеда уехать в Палату общин. Поскольку нас было всего трое, обед был подан в личных апартаментах на втором этаже; кофе мы пили в более просторной комнате, окна которой выходили на Сент-Джеймский парк, а стулья были обиты бледным кретоном с цветными узорами. Говорили о многом, в частности, о реформе Североатлантического союза, решение о которой было только что принято на заседании на уровне министров, состоявшемся в Лиссабоне. Наряду с существующей военной структурой предстояло создать крупную гражданскую организацию. В Париже надо было сформировать постоянный политический совет во главе с генеральным секретарем, который будет председательствовать в совете и руководить международным секретариатом, обслуживающим новый совет. Во второй половине дня, сразу после обеда, мы должны были приступить к детальной проработке лиссабонских решений.
Прежде чем откланяться, сэр Уинстон произнес, обращаясь ко мне, столь свойственные ему слова, в которых сочетались высокопарность и юмор, что придавало его высказываниям некий пророческий тон и торжественность, которую компенсировало его добродушие: «Пойдите скажите этому вашему Совету, что я даю им свою правую руку – лорда Исмэя. Лучшего подарка или человека дать им не могу». Таким образом, мы узнали, кто будет первым генеральным секретарем НАТО.
Добиться всего этого было непросто. В дипломатии все неопределенно, пока это не свершилось. А до этого, все кажется невозможным. У Североатлантического союза, созданного в апреле 1949 года, уже была организация. Но ее сымпровизировали на скорую руку, поскольку нависла неминуемая угроза советской агрессии, которую, казалось, ничем не возможно было сдержать. Именно в тот момент госсекретарь США господин Ачесон сказал на заседании на уровне министров, что СССР являлся всемирным заговором, продвигавшимся вперед под покровом суверенного государства.
Чтобы справиться с этим заговором, мы прежде всего обратились к своим военно-оборонительным структурам. Обратились к генералу Эйзенхауэру. Он колебался, потому что свободный мир находился в столь плачевном состоянии, что сначала он хотел убедиться в его шансах на успех. Когда он согласился, он собрал вокруг себя всех своих товарищей по оружию и прежде всего фельдмаршала Монтгомери, принесшего с собой покрытую мраком военную организацию, вытекающую из Брюссельского договора.
В дополнение к этой блестящей компании, основным долгом которой было взяться за дело, правительства НАТО создали Комитет заместителей министров, функция которого заключалась в том, чтобы альянс продолжал работать в перерывах между не столь частыми заседаниями министров, и таким образом, помочь собрать силы, необходимые для выживания Запада.
Штаб-квартира заместителей находилась в Лондоне, в одном из больших особняков в Белгрейв-сквере. По сравнению с замечательной военной организацией Североатлантического союза, штаб-квартира которой была расположена на континенте, рядом с Версалем, и командовал которой лидер-победитель, будущий президент США, Комитет заместителей был неким легковесом. Его обязанности не были четко обозначены, и порой было неясно, какой министр был представлен там. Международные военные органы считали комитет бесполезным и отнимающим много времени в их работе с министрами обороны. Когда все было хорошо, действовали в обход комитета. Когда все было плохо, вину перекладывали на него. У комитета не было административных ресурсов, за исключением административных ресурсов каждого заместителя, а в ряде случаев это мало что собой представляло. В тот момент в состав Североатлантического союза входило двенадцать государств. Греция и Турция присоединились на заседании на уровне министров в Лиссабоне в 1952 году, а Германия – в 1955 году. Некоторые страны были представлены в Комитете заместителей их послами в Лондоне, другие – должностными лицами, приезжавшими из столиц. Так было в моем случае с Бельгией. Я проводил время между Брюсселем, Лондоном и Парижем, где я также возглавлял бельгийскую делегацию на Конференции по созданию европейской армии. За два года я 132 раза ездил только в эти три города. Постоянно сохранялось ощущение спешки и неотступное давление событий.
Однако Комитету заместителей удалось выполнить одну очень ценную задачу. Несмотря не неадекватность имеющихся средств, а может быть и благодаря этому, несмотря на метод проб и ошибок в беспрецедентном деле, а может быть и благодаря этому, члены комитета относились к делу с энтузиазмом и верили в будущее, которое однажды оправдает их труд. Председателем комитета был американский заместитель Чарльз Споффорд, по-житейски мудрый, неутомимый, решительный адвокат, наделенный даром видения; а среди его членов был, например, Джонкеер ван Старкенборг, которого мы называли величайшим голландцем, а это немалый комплимент; Росси-Лонги, за бесстрастным красноречием которого скрывалась настоящая глубина опыта; Альфанд, умный человек среди умных людей, с его элегантным остроумием и изящными оборотами речи, хитрый, как Улисс; Уилгресс, точный, прямой, коренастое олицетворение здравого смысла, человек, которого нельзя было застать врасплох; сэр Дерек Хойер Миллар, преданный делу человек с большим самообладанием, элегантно бесстрастный, внимательный и отстраненный. Мне надо упоминать всех двенадцать, но как мне представляется, лучше отдать им должное всем вместе накануне этой двадцатой годовщины. Если Североатлантический союз, это общее дело, стал тем, чем является, во многом это произошло благодаря их значимому вкладу на этапе становления. Они быстро осознали, что чтобы быть долговечным, Североатлантический союз должен жить своей жизнью, должен быть достаточно независим от правительств, чтобы быть способным действовать в их интересах, не будучи их частью, что он должен быть самостоятельной структурой, а не просто частью целого. Они тоже поняли, что Североатлантический союз должен быть больше, чем военной организацией, поскольку, вторя словам Библии, народ устал от армий. Этой организацией должна руководить и поддерживать ее мощная гражданская организация.
Они подготовили все это, и поскольку наступил один из таких периодов, когда жить означало не сохранять статус кво, а создавать его, в 1952 году была достигнута договоренность по лиссабонским реформам, определившим нынешнюю структуру Североатлантического союза. Кончено, добиться этого было не просто и не обошлось без торга. Франция, в лице Роберта Шумана, министра иностранных дел в правительстве Пинэ, хотела перевести штаб-квартиру организации в Париж. Генеральным секретарем будет англичанин, а верховным главнокомандующим в Европе американец. Так и произошло, но ситуация не продолжалась до бесконечности, потому что «лучшие замыслы мышей и людей часто рушатся».
Таким образом, лорд Исмэй стал первым генеральным секретарем НАТО. Тем, кто не был знаком с ним, трудно представить себе, чем Североатлантический союз обязан ему. Именно лорд Исмэй превратил Североатлантический совет в инструмент постоянного диалога, дружелюбного, непринудительного делового разговора между правительствами. Он любил говорить, что первым английским клубом был корабль викингов, и что все мы в одной лодке. Это был бывший офицер индийской армии, который хотел, чтобы наши условия работы были такими же, как в лучшей столовой. Его общительный характер стал залогом единства: для него НАТО была клубом, которому он дал галстук и флаг. Он с удовольствием придумал бы для нее девиз и даже песню. Все это имеет значение: это означает присутствие жизни. Но за этим добродушием была острота взгляда, твердость ума и характера. Постепенно под его влиянием Совет приступил к работе, вел дела официально и иногда неофициально, на очередных заседаниях с составлением кратких отчетов и на ограниченных заседаниях с краткими отчетами или без них, где обсуждались более конфиденциальные вопросы, на закрытых заседаниях, где говорили более свободно, потому что о сказанном там помнили, но не напоминали.
Аэрофотоснимок центра Брюсселя, где расположена штаб-квартира НАТО и где в октябре прошлого года состоялась 15-я сессия Североатлантической ассамблеи.
Постепенно Совет укрепил свой авторитет, во-первых, среди государств-членов, поскольку ничто не бывает успешнее успеха; в НАТО тоже, где с подачи бывшего генерала Исмэя власть перешла от военного органа к гражданскому, не потеряв при этом лица. Правительства хотели фактов, а их представители хотели во всем убедиться воочию. Это было приятное время, несколько суматошное, когда Совет вел кочевой образ жизни. Мы часто ездили в страны, соединенные 7000 километров от Норвегии до Турции, а также в Канаду и в США. В результате этого мы научились жить вместе, и в то же время понимать проблемы друг друга. Между членами Совета укрепились узы дружбы.
Когда лорд Исмэй ушел по прошествии пяти лет, Совет был гибким инструментом как для выработки общей политики, так и для ее проведения. Как любил повторять лорд Исмэй: «Я был няней, теперь настал черед гувернантки». Гувернанткой стал господин Спаак. В его руках Совет стал деликатным и эффективным инструментом политических консультаций. Выходя за рамки концепции военной защиты, мы начали различать проблески того, что получило название «разрядки» и стало результатом мирного сосуществования. Талант, которым обладал господин Спаак, позволял ему легко передвигаться в сложных ситуациях. Он обладал в высшей степени способностью доходить до сути, которая называется рассудительностью. Благодаря своей обаятельной манере и ясности мысли он смог далеко продвинуться на пути политических консультаций, насколько было возможно, но не так далеко, как ему хотелось бы.
С его помощью Совет отшлифовал теорию и практику консультаций, и когда эстафету принял его преемник – господин Стиккер, перерыва не было. Шли годы, и велись прения: являлся ли альянс ответом на временную ситуацию или это было нечто постоянное, способное стать сообществом? Господин Стиккер защищал идею сообщества настолько энергично, что даже его подорванное здоровье не могло умерить его пыл. Упорство было одним из его качеств. Чтобы иметь возможность «наслаивать» свои мнения поверх его, нескольким послам пришла в голову мысль собираться вмести за невинными обедами, без генерального секретаря. Удовольствие и польза создали привычку.
Когда на смену господину Стиккеру на посту генерального секретаря пришел господин Брозио, он выразил желание присоединиться к этим сотрапезникам и организовать это в новом стиле. Так что приглашены были все послы, и таким образом сформировался самый цивилизованный институт, в котором, кстати, Совет играет, быть может, самую важную роль: еженедельные обеды послов и генерального секретаря, где каждый поочередно выступает в качестве хозяина и ведется свободная беседа по широкому спектру, поскольку нет запрещенных политических тем. Проблемы обозначаются без огласки, мы к ним возвращаемся и иногда прорабатываем их там.
Предаваясь воспоминаниям об истории Североатлантического совета, я не следовал какой-то определенной нити. Понимаю, что едва раскрыл тему. Но все же достаточно, чтобы понять, что фраза Черчилля, упомянутая мной в начале, про «этот ваш Совет», была адресована скорее не мне, а партнерам по нашему альянсу. В канун двадцатой годовщины завершу словами о перспективах, открывшихся с этой фразой. Святого Базилиуса спросили о смысле надежды, и он ответил: «Это сновидение бодрствующего человека». Надеюсь, что Североатлантический совет, в интересах стран альянса, будет все больше и больше действовать как созданный ими инструмент достижения общих целей, дальновидный институт, который они смогут полностью развить ради большего блага, этот ваш Совет.